После того как ему был вручен протест Министерства иностранных дел Японии, Министр иностранных дел того времени Е.М. Примаков, взял назад свое предложение, направленное на то, чтобы отложить разрешение вопроса о Северных территориях в долгий ящик в соответствии с “формулой Сэнкаку”, и вместо этого выдвинул предложение о совместном хозяйственном освоении названных выше островов.

Итак, в истории российско-японских отношений 1997 год, по сути, стал переломным.

В июле премьер-министр Рютаро Хасимото выступил с новой концепцией курса Японии в отношении России. В ноябре состоялась красноярская встреча лидеров двух стран. В результате началось интенсивное развитие двусторонних связей по всем направлениям.

Подводя итоги трехлетнего "нового периода" в российско-японских отношениях (1994-1997 гг.), можно сделать следующие выводы[123].

Во-первых, стороны убедились в том, что хорошие отношения друг с другом отвечают стратегическим, национальным интересам обеих стран.

Во-вторых, подтвердилось, что с ходу, за один этап, решить территориальную проблему невозможно. Невозможно ее решить и на основе лишь хороших, дружеских отношений лидеров двух стран. Даже сильный лидер не в состоянии решить эту проблему, если его в этом не поддерживает общественное мнение своей страны.

Подтверждается правильность вывода о том, что выйти на решение территориальной проблемы можно лишь при соблюдении следующих условий:

·                   отношения достигают такого уровня, когда решение воспринимается как естественное, отвечающее национальным интересам каждой из стран, а не принимается по принуждению, под давлением или с позиции слабости, вынужденности;

·                   общественное мнение в каждой из стран поддерживает формулу решения проблемы;

·                   обе стороны идут к решению проблемы через создание особых условий в районе островов.

В-третьих, выявились расхождения в трактовке положений Токийской декларации[124].

В Японии имеет место тенденция толковать ее положения о "необходимости заключения мирного договора путем решения вопроса о принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи" как фактическое согласие российской стороны на передачу этих островов, и потому речь на переговорах может идти лишь о сроках, формах, условиях такой передачи.

В России же это положение трактуется как согласие с тем, что территориальный вопрос существует, его надо решать, но каким будет это решение - выявится только в результате переговоров на основе развития отношений по всем направлениям и последовательного решения околоостровных проблем. Эти расхождения отчетливо проявились при выдвижении сторонами своих предложений по мирному договору - каванскому и московскому.

Говоря в Красноярске о необходимости приложить все усилия к заключению мирного договора до конца столетия, Борис Ельцин имел в виду вышеизложенную российскую позицию (можно вспомнить его пятиэтапный план решения территориальной проблемы - сначала мирный договор, а затем решение территориальной проблемы). А Рютаро Хасимото исходил тогда же из японского толкования Токийской декларации.

К 1997 году в Японии начала раздаваться определенная критика в адрес российской стороны: японская сторона сделала максимум возможного для продвижения к мирному договору и улучшения отношений, а российская сторона "вела себя пассивно", в т.ч. не работала с российским общественным мнением. Нет ничего более вредного и неправильного, чем такой вывод[125].

Если встать на такую точку зрения, то получается, что японская сторона хорошим отношением к России пыталась как бы "купить территории"[126]. Это способно лишь усилить в России настроения относительно того, что для Японии Россия важна лишь до тех пор, пока не решен территориальный вопрос.

1.4. Развитие южно-Курильской территориальной проблемы в 1997-2000 годы

Особое место в истории развития южно-курильской территориальной проблемы отношений занимает 1997 год. Он дал старт регулярным встречам на высшем уровне, интенсивным политическим кон­тактам. Только в течение одного года имели место три важ­нейших события — в ноябре 1997 года в Красноярске, в апреле 1998 года в Каване прошли встречи Президента Б. Н, Ельцина с премьером R Хасимото «без галстуков», в ноябре 1998 года состоялся официальный визит премьер-министра К. Обути в Москву. Ничего подобного ранее в двусторонних отношениях не происходило.

Причем каждая встреча характеризовалась своей особеннос­тью, имела важное значение для формирования новой атмо­сферы отношений, вносила большой вклад в решение практи­ческих вопросов, а также в переговорный процесс по мирному договору[127].

Красноярская встреча фактически дала старт переговорам по мирному договору, а также придала большое ускорение разви­тию двусторонних связей во всех областях.

Хотя первую встречу «без галстуков» Б. Н. Ельцин - Р. Хаси­мото принято называть «красноярской», на самом деле она со­стоялась 1-2 ноября в гостевой резиденции «Сосна», располо­женной в 10 километрах от города. Б. Н. Ельцин и Р. Хасимото провели вместе более 8 часов.

Встреча завершилась достижением ряда весьма важных договоренностей.

Во-первых, был согласован развернутый план поступатель­ного развития российско-японского экономического сотрудни­чества, получивший название «План Б. Н. Ельцина — Р. Хаси­мото». План предусматривал заключение соглашения о защите инвестиций, оказание японского содействия в подготовке рос­сийских управленческих кадров предприятий, развитие взаи­модействия в сфере энергетики, в том числе атомной, подде­ржку вступления России во Всемирную торговую организацию и многое другое.

Япония в ответ на обращение российской стороны выразила готовность предоставить по линии Экспортно-импортного банка несвязанный кредит в размере 1,5 млрд. долл. для оказания со­действия российским реформам. Этот кредит особо помог Рос­сии, когда ее экономика оказалась в весьма сложном положе­нии после экономического кризиса в августе 1998 года[128].

Во-вторых, японская сторона информировала о решении поддержать присоединение России к форуму Азиатско-Тихо­океанское экономическое сотрудничество. К тому времени среди членов этой организации фактически только Япония выра­жала «сомнения» относительно целесообразности российского участия в ее работе. Изменение японской позиции «открыло перед Россией дверь» в АТЭС, что вскоре и произошло. При­чем премьер-министр Р. Хасимото после красноярской встречи позвонил Президенту США Б. Клинтону и сообщил ему об этом решении японской стороны[129].

В-третьих, было достигнуто согласие активизировать диалог по вопросам стабильности и безопасности в азиатско-тихооке­анском регионе, расширить контакты и обмены между военны­ми ведомствами двух стран.

Неожиданностью стало то, к каким выводам пришли Б. Н. Ельцин и Р. Хасимото при обсуждении проблем, связан­ных с мирным договором. Вот как они были сформулированы в российском сообщении для прессы по итогам встречи:

«Оба руководителя договорились приложить активные совместные усилия к развязыванию этого исторического узла (име­ется в виду мирный договор), опутывающего российско-япон­ские отношения. Было отмечено общее понимание, что, дви­гаясь к этой цели, Москва и Токио будут активно развивать весь комплекс двусторонних связей, включая крупномасштабное экономическое сотрудничество, решение «окодоостровных» воп­росов. В частности, обе страны изъявили намерение дать инс­трукции своим делегациям на переговорах о рыболовном про­мысле в районе Южных Курил с тем, чтобы как можно скорее заключить соответствующее соглашение.

Наряду с этим было решено совместно работать над разъ­яснением общественности двух стран причин ситуации, коша между Россией и Японией отсутствует мирный договор, не номализованы отношения и не зафиксировано территориальное размежевание[130]. Лидеры выразили единое мнение, что эту аномальную ситу­ацию следует выправить как можно скорее»[131].

И, наконец, главное, что привлекло внимание: «Оба руководителя согласились приложить все усилия для того, чтобы заключить мирный договор к 2000 году на основе Токийской декларации 1993 года»[132].

Почему был предложен 2000 год? Премьер-министр Японии неоднократно, в том числе на встречах с российскими пред­ставителями, говорил о «необходимости решить проблемы, воз­никшие в 20 столетии, до начала следующего». Президент был, судя по всему, осведомлен об этой позиции. Следует учитывать и то, что в 2000 году у Б. Н. Ельцина кончался второй срок пре­бывания на посту президента.

Услышав от Б. Н. Ельцина предложение вести дело к подпи­санию мирного договора к 2000 году, Р. Хасимото, как он сам вспоминал впоследствии в интервью японским СМИ, испытал «чувство удивления и воодушевления».

Заместитель министра иностранных дел Японии М. Тамба, присутствовавший практически на всех беседах Президента с премьер-министром, в интервью газете «Асахи симбун» расска­зал, что впервые Б. Н. Ельцин заговорил на тему мирного до­говора во второй половине дня 1 ноября во время прогулки на катере по Енисею. Именно тогда он предложил заключить мир­ный договор до 2000 года и разработать «план действий для до­стижения этого». По словам М. Тамбы, Президент, тем не менее, не конкретизировал свою идею «плана действий», не высказы­вался и по его возможному содержанию.

Что стояло за столь неординарным предложением Президен­та, которое в окончательном виде было сформулировано как «договоренность прилагать максимум усилий для заключения мирного договора до 2000 года на основе Токийской деклара­ции»? На этот счет высказывалось немало версий и догадок[133].

Можно исходить из того, что, выдвигая инициативу по мир­ному договору, Б. Н. Ельцин действовал в присущем ему сти­ле. Не раз он поражал своих партнеров - лидеров многих госу­дарств неожиданными заявлениями и предложениями. Делалось это, в том числе и с тем, чтобы «предельно обострить ситуацию» для более четкого понимания того, насколько она созрела для Достижения конкретного результата. С другой стороны, своими неординарными шагами он как бы «перекидывал мяч на поле партнера, ожидая адекватной или заинтересованной реакции.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31