После сентябрьской встречи на высшем уровне в Японии оживились дебаты относительно того, как реагировать на заяв­ление Президента России о действенности Совместной декла­рации 1956 года.

Мнения разделились. Те, кто выступал за разработку «промежуточного договора», увидели в этом дополнительную аргументацию в пользу своей позиции. Если, рассуждали они, удас­тся договориться о «первоочередной передаче двух островов» на основе Совместной декларации 1956 года, а также определить сроки и условия передачи двух других островов, то этот «поэ­тапный подход» следует использовать.

Несогласные с таким подходом утверждали, что, согласив­шись с «поэтапным подходом», японская сторона может по­пасть в ловушку - российская сторона может переиграть япон­ских участников переговоров по мирному договору и все закон­чится в лучшем случае передачей только двух островов[202].

Примечательно, что по итогам опроса общественного мнения, проведенного в сентябре 2000 года в Японии газетой «Нихон кэй-дзай», 32 процента опрошенных высказались за «одновременное возвращение четырех островов», а 34 процента - за «скорейшее возвращение хотя бы двух островов». По оценке газеты, данные опроса свидетельствовали «об усилении голосов тех, кто высту­пает за поиски реалистических путей к урегулированию»[203].

Однако в конечном итоге японская позиция была сформули­рована в том духе, что, поскольку в Совместной декларации за­фиксировано согласие на передачу Японии островов Хабомаи и Шикотан, то предметом дальнейших переговоров должны стать острова Кунашир и Итуруп.

Аргументация же российской позиции сводилась к тому, что, согласно статье девятой Совместной декларации, острова Хабомаи и Шикотан будут переданы Японии только после заключе­ния мирного договора. При этом об островах Кунашир и Иту­руп в декларации ничего не говорится. Более того, советская сторона, выражая готовность передать Японии два острова, в то время не считала японские претензии на них законными справедливыми, а шла навстречу пожеланиям Японии и учиты­вала интересы японского государства, руководствуясь проявле­нием доброй воли.

Отсюда следовал вполне обоснованный вывод — статья де­вятая Совместной декларации предусматривает «окончательное решение» территориального вопроса путем передачи двух ост­ровов. Однако, поскольку японская сторона с этим не соглас­на» то, очевидно, требуются углубленные дискуссии по тому, как стороны толкуют «территориальную статью» Совместной Декларации.

2000 год подходил к концу, а ясности о том, как продолжать переговоры по мирному договору после установленной в Крас­ноярске даты, не было. В целом у обеих сторон было понима­ние, что заключить мирный договор к обозначенной дате не­возможно, но для того, чтобы не потерять достигнутое, следует принять новое Совместное заявление, которое было бы шагом вперед по сравнению с сентябрьским заявлением по итогам то­кийской встречи в верхах.

На беседе В. В. Путина и Ё. Мори в Брунее во время саммита АТЭС 16 ноября была достигнута договоренность провести не­формальную встречу двух лидеров в Иркутске и подготовить к ней принятие нового Совместного заявления[204].

Началась подготовка к иркутской встрече, которая шла в привычном режиме — переговоры министров (в середине ян­варя 2001 года Москву посетил министр иностранных дел Е. Коно), заместителей министров иностранных дел (в марте 2001 года), многочисленные беседы на рабочем уровне дипло­матов двух стран[205].

Японские представители, прежде всего министр Ё. Коно, подчеркивали главный тезис японской позиции - предметом переговоров являются четыре острова, и японская сторона не пойдет на заключение мирного договора, если в нем будет ре­шен вопрос только об островах Хабомаи и Шикотан. Иными словами, Япония добивается передачи четырех островов. Рос­сийская сторона также не меняла своей позиции, в том числе по толкованию Совместной декларации 1956 года.

В Иркутске 25 марта состоялась шестая встреча лидеров двух стран за период менее чем 12 месяцев. Это был своеобразный рекорд. В ходе переговоров было подтверждено, что российско-япон­ские отношения и впредь будут развиваться одновременно по трем генеральным, приоритетным направлениям — стратегичес­кое взаимодействие на международной арене, сотрудничество в торгово-экономической и научно-технической сферах, перегово­ры по мирному договору.

Что касается переговоров по мирному договору, то россий­ская сторона отмечала приверженность Совместной декларации 1956 года, а японская - подчеркивала свою позицию в пользу решения судьбы четырех островов. В то же время японская сто­рона давала понять, что не исключает возможности «параллель­ного» обсуждения вопроса о Хабомаи и Шикотане на основе Совместной декларации 1956 года и вопроса о принадлежности островов Кунашир и Итуруп. С российской стороны какой-либо конкретной реакции на это не последовало[206].

Иркутское заявление - единственный документ, который подписали В. В. Путин и Ё. Мори 25 марта 2001 года по итогам своей встречи.

В чем его смысл.

Во-первых, после истечения "красноярского срока" необходимо было определить дальнейшее продвижение переговоров по мирному договору. Это и было сделано.

Во-вторых, дается высокая оценка работы по реализации красноярской договоренности, которая принесла весомые ре­зультаты и созидательный потенциал, который необходимо под­держивать и впредь.

В-третьих, стороны согласились ускорить дальнейшие пере­говоры с целью заключения мирного договора путем решения вопроса о принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Хабо-маи и Шикотан.

В-четвертых, фиксируется договоренность вести эти перего­воры на основе всех принятых документов, включая Совмест­ную декларацию СССР и Японии 1956 года.

В Иркутском заявлении— впервые за 45 лет в совместном Двустороннем документе — упоминается Совместная декларация СССР и Японии 1956 года как базовый юридический документ, положивший начало процессу переговоров о заключении мирного Договора после восстановления дипломатических отноше­ний между двумя странами[207].

В 2001 г. вышла книга "Россия и Япония: пропущенные вехи на пути к мирному договору" (М., БИМПА). В ней есть тезис о военно-стратегическом значении для России спорных островов, при этом в тональности "холодной войны" расписывается угроза нападения на Россию с данного направления и даже рисуется конкретный план вооруженного вторжения Японии на Кунашир, фрагмент которого для большего страха дословно воспроизводится дважды, правда, с путаницей - документ называется принадлежащим то опергруппе-88, то опергруппе-77.

Чего стоит, например, такой пассаж: "...в процессе развития японо-американского военного сотрудничества на море и на суше остров Хоккайдо превратился в основной военный плацдарм для развертывания постоянно совершенствуемых вооруженных сил Японии в соответствии с их оперативными планами десантирования на Курильских островах". Или: "Что же касается того, преследует ли какие-либо военные цели развернутая в Японии кампания за возвращение ей Южных Курил, то, независимо от того, ставят ли официально ее руководители такие цели или не ставят, нет никаких сомнений, что объективно она им служит"[208].

В том же году Институтом Дальнего Востока РАН была издана книга "Вызовы и угрозы национальной безопасности России в Азиатско-Тихоокеанском регионе", где соруководителем проекта выступает директор института М.Л. Титаренко.

В ней, в частности, о территориальной проблеме говорится следующее: "можно ожидать некой этапности в попытках Японии решить указанную проблему, когда вначале усилия будут сосредоточены на овладении лишь Южными Курилами или даже только островом Шикотан с группой островов Хабомаи, затем всех Курил и, возможно, Южного Сахалина, так как на японских картах и сейчас все эти территории обозначаются как спорные". Метод "овладения" становится ясен из утверждения, что "Япония уже сегодня располагает достаточными ресурсами для чисто военного решения этого вопроса"[209].

И резюме: "Таким образом, в районе Курильских островов налицо усугубление военной опасности для России, которая при определенных условиях, причем в достаточно сжатые сроки, может перерасти в непосредственную угрозу территориальной целостности нашей страны"[210].

В июне 2002 года министр иностранных дел Японии Йорико Кавагучи прибыла во Владивосток, где выразила заинтересованность ее страны в строительстве нефтепровода из Восточной Сибири в Ази­атско-Тихоокеанский регион. Она подчеркнула, что две экономики могли бы взаимно дополнять друг друга, поскольку «растущий экс­порт российских энергоносителей в Японию ведет к росту экономи­ческой взаимозависимости и доверия»[211].

Что же изменилось? Почему вдруг зазвучали обнадеживающие нотки? Во-первых, как уже говорилось выше, Япония отделила экономику от политики, а во-вторых, в свете событий на Ближнем Востоке более настоятельной оказалась потребность в диверсифика­ции источников энергии.

К 2003-му был разработан «план действий», основанный на стремлении развивать двусторонние отношения по «самому широкому спектру вопросов». Главная идея заключалась в том, чтобы выстра­ивать взаимоотношения на базе задач, поставленных Ельциным и Хасимото: углубление политического диалога, консультации о мир­ном договоре, сотрудничество в международных делах, торгово-эко­номическое сотрудничество, взаимодействие в военной сфере и в области безопасности. Премьер-министр Японии Дзюнъитиро Ко-идзуми назвал данный план «дорожной картой», которая позволит двум сторонам развивать и углублять отношения в рамках отдель­ных договоров по ключевым вопросам.

Глава российского МИДа Сергей Лавров продолжил жесткую линию по вопросу Южных Курил, настаивая на том, что Россия вернет лишь Хабомаи и Шикотан. Российские официальные лица считают эту позицию компромиссом, однако Токио выступает про­тив любой сделки, которая не предусматривала бы возвращение всех четырех островов. С другой стороны, в экономической сфере именно Россия должна доказать Японии, что способна создать ци­вилизованную деловую среду для японских инвестиций на Дальнем Востоке. Как подчеркивает российский исследователь Василий Ми­хеев, если отечественный бизнес не желает инвестировать в россий­ский Дальний Восток, то почему этого должны хотеть японцы.

Несколько просветов на горизонте все же появились. В 2003 го­ду Россия и Япония подписали двухмиллиардный контракт на стро­ительство крупнейшего в мире завода по сжижению природного га­за на Сахалине («Сахалин-1»). Продукция будет транспортировать­ся в Японию начиная с 2007-го, но потребность всего региона в сжиженном природном газе (СПГ) явно растет[212]. Японское прави­тельство лоббирует сооружение еще одного предприятия по сжиже­нию газа, которое соединит «Сахалин-1» с островом Хоккайдо. Ес­ли такое произойдет, то, как отмечает аналитик из ИМЭМО Эдуард Гребенщиков, «это первое частное предприятие газовой отрасли в истории России станет первой линией, которая свяжет Японию с другой страной, и этой страной окажется Россия». Благодаря саха­линским энергоресурсам Япония рассчитывает сократить свою за­висимость от поставок арабской нефти с 90 % до 80 %, а затем — с помощью восточносибирских ресурсов — до 60 %.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31