1847 г., май).

Метод внутривенного наркоза чистым эфиром, как: известно, не получил

распространения. Однако мысль

Первая операция под хлороформным усыплением состоялась 4 ноября 1847 г.

— Симпсон. Первые операции под хлороформным наркозом в России: 8 декабря

IS47 г.—Лоссиевский «Варшава). 9 декабря 1847 г.—Поль (Москва), 27 декабря

1847 г.— С-Петербург, клиника Пирогова (пять операций).

Пирогова о возможности введения непосредственно в кровь наркотического

средства впоследствии с огромным успехом была претворена в жизнь. Как

известно, русские ученые фармаколог Н. П. Кравков и хирург С. П. Федоров

(1905, 1909) воскресили идею Пирогова внутривенном наркозе, предложив

вводить непосредственно в вену снотворное вещество гедонал. Этот удачный

способ применения неингаляционного наркоза даже в зарубежных руководствах

известен под названием „Русского метода". Таким образом, идея внутривенного

наркоза целиком принадлежит Николаю Ивановичу Пирогову и позже — другим

русским ученым, занимавшимся разработкой этого вопроса, а не Флурансу и,

тем более, Ору (последний в 1872 г. применил внутривенный наркоз

хлоралгидратом) или Буркгардту (в 1909 г. он возобновил опыты введения в

вену эфира и хлороформа с целью наркоза), как об этом, к сожалению, пишут

не только зарубежные, но и некоторые отечественные авторы.

То же самое следует сказать и в отношении приоритета интратрахеального

наркоза (вводимого непосредственно в дыхательное горло — трахею). В

большинстве руководств основоположником этого способа наркоза назван

англичанин Джон Сноу, применивший этот способ обезболивания в эксперименте

и в одном случае в клинике в 1852 г., однако, точно установлено, что в 1847

г., т. е. ровно на пять лет раньше, экспериментально этот способ с успехом

применил Пирогов, о чем красноречиво свидетельствуют также протоколы опытов

Пирогова.

Вопросы обезболивания еще долго и широко освещались не только в русской

медицинской печати 3847—1849 гг., но и в русских общественно-литературных

журналах. Надо сказать, что русские ученые и русские практические врачи

показали себя в этом вопросе людьми передовыми, прогрессивными и активными.

Американские историки медицины, грубо искажая истину, любят говорить о том,

что „Америка научила Европу азбуке наркоза". Однако неопровержимые

исторические факты свидетельствуют о другом. На заре развития обезболивания

Америка сама училась у великого русского хирурга Пирогова.

Здесь же, на Кавказе, во время войны Пирогов также применил крахмальную

повязку Сетена для фиксации переломов конечностей у подлежащих

транспортированию раненых. Однако, убедившись на практике в ее

несовершенстве, он в 1852 г. заменил последнюю своей налепной алебастровой,

т. е. гипсовой, повязкой.

Хотя в зарубежной литературе идея гипсовой повязки связывается с именем

бельгийского врача Матисена, однако, это неверно, — документально и твердо

установлено, что впервые ее предложил и применил Н. И. Пирогов.

Пирогов первый в мире организовал и применил женский уход за ранеными в

районе боевых действий. Пирогову принадлежит великая честь внедрения этого

вида медицинской помощи в армии. Пирогов первый организовал и основал

"Крестовоздвиженскую общину сестер попечения о раненых и больных". Особенно

выделялись среди этих сестер Г. М. Бакунина и А. М. Крупская. Простой

русский солдат, в бурю и непогоду, на бастионах и в палатках, на

операционном столе и в перевязочной, под дождем и в тяжком пути эвакуации,

с чувством глубокой благодарности благословлял самоотверженную

"севастопольскую сестричку", дни и ночи беззаветно за ним ухаживающую.

Слава об этих первых русских женщинах, служивших беззаветно своему народу,

росла и ширилась, и современные героические советские женщины, стяжавшие

себе неувядаемую славу на фронтах Великой Отечественной войны, с чувством

глубочайшего уважения вспоминают своих севастопольских предшественниц.

Интересно отметить, что иностранцы, в частности, немцы, пытались приписать

инициативу в этом деле, т. е. организацию женского ухода за ранеными в

районе боевых действий, англичанке Нейтингель, против чего, Пирогов

протестует в самой решительной форме, доказывая (в письме к баронессе

Раден), что „Крестовоздвиженская община сестер попечения о раненых и

больных" была учреждена в октябре 1854 года, а в ноябре того же года она

уже находилась на фронте. "0 мисс же Нейтингель" и "о ее высокой души

дамах" — мы в первый раз услыхали., — пишет Пирогов, — только в начале 1855

года" — и далее продолжает: "Мы, русские, не должны дозволять никому

переделывать до такой степени историческую истину. Мы имеем долг

истребовать пальму первенства в деле столь

благословенном и благотворном и ныне всеми принятом".

Пирогов также первый в мире предложил, организовал и применил свою

знаменитую — сортировку раненых, из которой впоследствии выросло все

лечебно-эвакуационное обеспечение раненых. "На войне главное — не медицина,

а администрация", заявляет Пирогов и, исходя из этого положения, начинает

творить свое великое дело.

Пирогов выработал прекрасную систему сортировки раненых в тех случаях,

когда последние. Поступали на перевязочный пункт в большом количестве —

сотнями. До того на перевязочных пунктах господствовал страшный беспорядок

и хаос. С яркими картинами суеты, растерянности и в известной мере

бесполезной работы врача в такой обстановке мы знакомимся в

"Севастопольских письмах", в автобиографических записях и в других

произведениях Пирогова. Система Пирогова состояла в том, что, прежде всего,

раненые разделялись на пять главных категорий:

1) безнадежные и смертельно раненые,

2) тяжело и опасно раненые, требующие безотлагательной помощи; 3) тяжело

раненые, требующие также неотлагательного, но более предохранительного

пособия; 4) раненые, для которых непосредственное хирургическое пособие

необходимо только для того, чтобы сделать возможною транспортировку;

наконец, 5) легко раненые, или такие, у которых первое пособие

ограничивается наложением легкой перевязки или извлечением поверхностно

сидящей пули. Благодаря введению такой весьма простой и разумной сортировки

рабочие силы не разбрасывались, и дело помощи раненым шло быстро и толково.

С этой точки зрения нам становятся понятными следующие слова Пирогова: "Я

убежден из опыта, что к достижению благих результатов в военно-полевых

госпиталях необходима не столько научная хирургия и врачебное искусство,

сколько дельная и хорошо учрежденная администрация.

К чему служат все искусные операции, все способы лечения, если раненые и

больные будут поставлены администрацией в такие условия, которые вредны и

для здоровых. А это случается зачастую в военное время. От администрации, а

не от медицины зависит и то, чтобы всем раненым без изъятия и как можно

скорее была подана первая помощь, не терпящая отлагательства. И эта главная

цель обыкновенно не достигается. Представьте себе тысячи раненых, которые

по целым дням переносятся на перевязочные пункты в сопровождении множества

здоровых; бездельники и трусы под предлогом сострадания и братской любви

всегда готовы на такую помощь, и как не помочь и не утешить раненого

товарища! И вот перевязочный пункт быстро переполняется сносимыми ранеными;

весь пол, если этот пункт находится в закрытом пространстве (как, например,

это было в Николаевских казармах и в дворянском собрании в Севастополе),

заваливается ими, их складывают с носилок как ни попало; скоро наполняется

ими и вся окружность, так, что и доступ к перевязочному пункту делается

труден; в толкотне и хаотическом беспорядке слышатся только вопли, стоны и

последний ' хрип умирающих; а тут между ранеными блуждают из стороны в

сторону здоровые—товарищи, друзья и просто любопытные. Между тем, стемнело;

плачевная сцена осветилась факелами, фонарями и свечами, врачи и фельдшера

перебегают от одного раненого к другому, не зная, кому прежде помочь;

всякий с воплем и криком кличет к себе. Так бывало часто в Севастополе на

перевязочных пунктах после ночных вылазок и различных бомбардировок. Если

врач в этих случаях не предположит себе главной целью прежде всего

действовать административно, а потом уже врачебно, то он совсем

растеряется, и ни голова его, ни рука не окажет помощи. Часто я видел, как

врачи бросались помочь тем, которые более других вопили и кричали, видел,

как они исследовали долее, чем нужно, больного, который их интересовал в

научном отношении, видел также, как многие из них спешили делать операции,

а между тем, как они оперировали нескольких, все остальные оставались без

помощи, и беспорядок увеличивался все более и более. Вред от недостатка

распорядительности на перевязочных пунктах очевиден... Врачи от беспорядка

на перевязочных пунктах истощают уже в самом начале свои силы, так, что им

невозможно делается помочь последним раненым, а эти-то раненые, позже

других принесенные с поля битвы, и нуждаются всех более в пособии. Без

распорядительности и правильной администрации нет пользы и от большого

числа врачей, а если их к тому еще мало, то большая часть раненых остается

вовсе без помощи".

Эти слова Пирогова не являются, однако, отрицанием медицинской работы, а

требованием, чтобы администрация правильно использовала врачебные силы для

сортировки.

Сортировку раненых, по Пирогову, впоследствии с успехом применяли не

только в русской армии, но и в армиях, враждебных ей.

В своем „Отчете", изданном Обществом попечения о больных и раненых

воинах, на стр. 60 Пирогов пишет: „Я первый ввел сортировку раненых на

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5