Именно через сердечное со-вестие с высшим человек обретает подлинную веру-знание, которая воспринимается и ут-вер-ждается всем его существом. Такая мудрая вера -- это ни в коем случае не де-фицит рационального знания и не догматическое принятие каких-то идей и аксиом без всяких доказательств, как иногда думают. Напро-тив, это совершенно объективное для личности знание, как бы влива-ющееся в открытые вены ее сердца (откровение), образующее центр ее сознательно-культурной жизни и творчества в мире. Именно о такой сердечной вере-знании всегда, в сущности, говорили и говорят наи-более серьезные богословы и религиозные фдлософы.

Еще Климент Александрийский говорил о «духовных очах сердца», дарующих подлинную, а не обывательскую слепую веру в высшие на-чала бытия1. Впоследствии Исаак Сирин наставлял, что «если достиг-нешь чистоты сердца, производимой верою в безмолвии от людей, и позабудешь знание мира сего, так, что не будешь и ощущать его, то внезапно обретется пред тобою духовное ведение». О том, что под-линное духовное откровение о высшем, а соответственно, и знающая вера обретаются лишь через сердечное культурное творчество (через просветление и нравственное очищение сердца -- его окультуривание в подлинном смысле этого слова), говорили впоследствии и Максим Исповедник, и Григорий Панама, и Б. Паскаль, и ПА Флоренский, и Л. П. Вышеславцев, и ИА. Ильин в своих многочисленных работах.

Особое место учение о сердце занимает в учении Ани-Йоги. Там же дано, на наш взгляд, и одно из лучших определений веры в под-линной, а не превращенной форме ее существования: «Вера есть осо-знание истины, испытанной Огнем сердца».

Соответственно, подлинно верующим можно признать только та-кого человека, который не просто знает канонические тексты и доб-росовестно отправляет религиозные обряды, а который, веруя всем сердцем, стремится своими повседневными поступками и мыслями творчески уподобиться высокому жизнеустроительному идеалу. Не случайно крупнейший христианский мыслитель и видный деятель русской православной церкви рубежа Х\Ш--ХГХ вв. митрополит Платон (Левшин) писал: «Подлинно под видом святыя веры страш-ныя злодейства были производимы. Но сие-то паче и должно всякого в вере утвердить, чтоб не наружным токмо ея блистать видом, но вну-тренне углубить ее в сердце (вьщелено нами. --Авт.), и существенны-ми плодами ея, каковы суть мир, благость, милосердие, кротость, сердце чисто, таковыми плодами обогащать сокровище души своея».

Важно отметить, что воспитание собственного сердца, свойствен-ное традиции религиозно-духовного подвижничества, есть важнейшее культурное действие в его не только личностно-экзистенциальном, но и социальном измерении. В качестве фактического обоснования дан-ного тезиса укажем на ту огромную позитивную культурно-социаль-ную и воспитательную роль, которую сыграли в истории России люди «великого сердца и мудрости» -- Сергий Радонежский и Серафим Са-ровский. Ихжизнь сама превратилась в религиозный символ правед-ного и гармоничного жизнеустроения, в тот, уже сбывшийся в истории идеал, с которым может со-вестно сверять свои поступки каждый вновь вступающий в жизнь человек.

Показательно, что религиозное откровение, переставшее апелли-ровать к человеческому сердцу и необходимости каждодневного прак-тического подтверждения веры, принявшее церковно-догматическую форму и противополагающее себя откровениям других религиозных систем и формообразований духа (например, философии или науке), всегда обрекается на принятие путем «слепой веры», а ее первоначаль-но «живые» символы неизбежно вырождаются в мертвую знаковую об-рядность. Такая вера религиозной и творческой верой бьпь перестает, вырождаясь в мракобесие и обскурантизм или в лучшем случае пре-вращаясь в идеологический государственный институт.

С этих позиций религиозно-культурным человеком-творцом -- сколь бы парадоксально это ни звучало -- может бьпь назван и атеист, не верующий в Бога, но у которого есть высокие духовные святыни и идеалы, в которые он верует всем сердцем и с которыми сверяет свои жизненные поступки. Воин, павший за Родину; учительница, посвя-тившая жизнь воспитанию детей и личным примером заложившая в них основы нравственного существования; ученый, вдохновенно стремящийся к истине и искренне радующийся успехам своих коллег и учеников; политик, бескорыстно и жертвенно служащий интересам своего народа; человек, утверждающий добрые и сердечные отноше-ния дома и в рабочем коллективе, -- все они, даже являясь атеистами и воинствующими материалистами, тем не менее оказываются свое-образными, но все же религиозными людьми.

И наоборот: какое отношение к религии и вере имеет преступник, регулярно ходящий в храм и ставящий Богу свечку, чтобы замолить свои грехи? Или церковный батюшка, публично призывающий паст-ву блюсти нравственные заповеди Христа, а сам втихую предающий-ся разврату или стяжательству?

Это заставляет нас обратиться еще к одной и, бьпь может, важней-шей форме внерационального знания, которое может бьпь названо экзистенциально-жизнеустроительным и которому мы уделим особое внимание.

4. Экзистенциапьно-жизнеустроительное знание.

Для того чтобы разобраться в природе этого вида знания, целесообраз-но вернуться к анализу системообразующей «оси» сознания. Там ос-новное внимание было уделено структурной характеристике основных этапов самосознания (телесному, социальному и нравственному «Я»); здесь же мы сосредоточимся на экзистенциально-процессуальных ас-пектах становления этой «оси» и особенно на ключевой «точке» в ду-ховном развитии личности, которая была названа нравственным «Я».

Прежде всего отметим, что процесс жизнеустроения никогда не осу-ществляется актами «чистого сознания», напротив -- и это великолеп-но показал в своей неоконченной работе М.М. Бахтин, -- он всегда разворачивается «в» и «через» конкретный жизненный поступок, каж-дый раз единственный и неповторимый, связанный с уникальным со-бытием в мире. «Ось» жизнеустроения и самосознания представляет собой «сплошное поступление», по М.М. Бахтину, как бы восходящую (или нисходящую) «лестницу», состоящую из волевых поступков-сту-пеней, формирующих вполне определенный личный облик человека.

Еще Гегель заметил в «Науке логики», что сущность есть «прошлое бытия»; впоследствии Ж.П. Сартр будет вполне обоснованно доказы-вать, что сущностные черты человека -- всегда плод его прошлых свободных актов самоопределения. Отметим лишь, что, по нашему мне-нию, личность не строит себя из ничего, и человек, по удачному выра-жению С.Л. Франка, «не есть своевольный хозяин собственной жиз-ни». В нем всегда есть внутреннее глубинное «Я», включающее и его основные способности, и ценностные приоритеты, задающие общий вектор его жизнеустроения. Другое дело, что эти способности и при-оритеты проявляются, шлифуются и преумножаются (или бездарно растрачиваются), действительно, лишь в неповторимых актах свобод-ного экзистенциального выбора.

Тот же Бахтин убедительно разъясняет, что к поступку, с одной сто-роны, не могут бьпь отнесены лишь наши физические действия в ми-ре. Любой внутренний акт и состояние сознания -- уже неповтори-мый свершившийся поступок, который мы не в силах ни отменить, ни изменить. С другой стороны, у культурного человека-творца всегда возникает соблазн отождествить жизненный поступок с каким-то предметно-смысловым результатом своей деятельности: художест-венным творением, научной теорией и т.д.

«Поступок расколот на объективное смысловое содержание и субъективный процесс свершения», -- замечает М.М. Бахтин и кате-горически протестует против того, чтобы сводить живую по-ступаю-щую деятельность «Я» к его культурно-смысловому рациональному творчеству, неважно -- логико-понятийному или гуманитарному. «Все содержательно-смысловое бьпие, -- замечает далее выдающийся оте-чественный мыслитель, -- как некоторая содержательная определен-ность, ценность, как... истина, добро, красота и пр. -- все это только возможности, которые могут стать действительностью только в по-ступке... Изнутри самого смыслового содержания невозможен пере-ход из возможности в единственную действительность».

По нашему мнению, эту глубокую мысль отечественного мыслите-ля можно расшифровать следующим образом: процесс личностного жизнеустроения есть особый интегральный тип деятельности и осо-бый (рационалъно-внерационалъный) тип знания, несводимый ни к по-нятийной , ни к гуманитарной разновидностям рационального позна-ния, ни к внерациональному знанию, хотя он с ними связан и через них зачастую реализуется.

Когда мы произносим слово «личность», то имеем в виду не столь-ко знания, которые она приобрела посредством ratio или intuitio, сколько то, как она реализует их в искусстве, в профессиональной, деятельности, при нравственной оценке или в социально-политической деятельности. Все это важно, но самое-то главное -- какими индиви-дуальными качествами эта личность обладает. Жизнеустроение -- это процесс построения себя в мире через стяжание (и, естественно, познание) одних и избавление от других привычек, черт характера, эмоциональныхреакций и т.д. Недаром в педагогике процесс воспитания от-личают от содержательного образования.

Ясно, что процесс жизнеустроения может бьпь направляемым из-вне на уровне телесного «Я», может носить хаотичный или сугубо соци-ально ориентированный характер (в случае, когда мы имеем дело с со-циальным «Я»), и лишь на уровне нравственного «Я» он приобретает сознательно-целевой характер, связанный со стяжанием положитель-ных качеств и состояний сознания (честность, спокойствие, мужество и т.д.) и избавлением от отрицательных качеств (малодушие, сомнение, раздражительность и т.д.). Почему с появления нравственного «Я» можно начинать отсчет сознательного жизнеустроения личности?

Во-первых, у нее появляется высокий нравственный жизненный идеал, с которым она со-вестно сверяет и соизмеряет свои поступки. Отсюда такое почитание понятия Учителя в восточной традиции.

Во-вторых, на этом этапе возникает «доминанта другого», по вы-ражению АА Ухтомского, в отношениях с которым можно только ис-тинно и бескорыстно бьпь, а не казаться, хотя бы для того, чтобы бьпь честным в отношении самого себя.

В-третьих, здесь практически проявляется как раз та способность, которую мы выше назвали разумом сердца.

Это совсем не означает, что в бытии нравственного «Я» не задейст-вован логический и гуманитарный разум, однако именно сердце дает ту жизненную мудрость, которая позволяет принять верное решение в уникальной жизненной ситуации, не имеющей аналогов и прецеден-тов в биографии личности. «Сердце вещует», «мне сердце подсказыва-ет», «что-то на сердце неспокойно», «послушай свое сердце» -- подоб-ные выражения естественного языка, которыми переполнена наша повседневная жизнь и которые мы склонны не замечать в своей раци-оналистической гордыне, на самом деле очень тонко и точно фикси-руют нашу глубинную способность мудро и сердечно по-ступать в мире и строить самих себя. Можно сказать и иначе: тот же познава-тельный орган, который дает нам знание о высшем в актах религиозной веры, он же помогает воплощать познанные ценности в конкретных по-ступках земного жизнеустроения.

Ряд современных медицинских и психологических фактов застав-ляет вполне серьезно отнестись к тезису о краеугольном значении сердца в познании и самопознании. Дело в том, что сердце является не только важнейшим физиологическим органом, но и центром пси-хоэмоциональной жизни личности. Более того, накапливается все больше статистического материала, свидетельствующего, что человек с пересаженным сердцем приобретает черты донора, сердце которого ему пересадили. Так что древний взгляд на сердце, как на онтологиче-ский центр личности и важнейший орган познавательной деятельно-сти, заслуживает самого пристального внимания современной науки и философии.

Знаменательно, что можно бьпь изощренным интеллектуалом, прекрасно рассуждать о природе добра и зла, даже обладать даром тонкой оценки своих и чужих поступков «задним числом», но при этом совершать недостойные действия, сомневаться и ошибаться в актах жизненного выбора. Можно бьпь выдающимся гуманитарным творцом, иметь в сознании вроде бы твердые жизненные идеалы, но параллельно бьпь черствым и бессердечным человеком и никак прак-тически не преобразовывать себя. И наоборот: можно ничего не со-здавать в культурно-смысловом плане, ничего не читать по пробле-мам добра и зла (даже вообще не уметь читать), но при этом бьпь подлинно нравственно-жизнеустрояющимся человеком, обладаю-щим развитым разумом сердца, как солженицынская Матрена. Не случайно задача «очищения» и «просветления» сердца рассматривает-ся в исихастской православной практике как важнейшее средство «духовного делания». «Житие умное есть дело сердца», -- писал в этой связи выдающийся христианский мудрец и праведник Исаак Сирин.

Литература

1. Агни-Йога. Мир огненный. Т. 1. Новосибирск, 1991.

2. Вертгеймер М. Продуктивное мышление. М., 1987.

3. Джемс У. Многообразие религиозного опыта. СПб., 1992.

4. Налчаджан А.А. Некоторые психологические и философские проблемы интуитивного познания (интуиция в процессе научного творчества). М., 1972.

5. Судзуки Д. Т. Лекции по дзэн-буддизму. М., 1990.

6. Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991.

Страницы: 1, 2