Старый журналист придерживался, как правило, какого-либо направления, сотрудничество в газете или журнале другого направления он считал совершенно немыслимым для себя. Журналист нового типа, напротив, совершенно не признавал никаких убеждений, обязательных для себя, и не ограничивал себя сотрудничеством в определенных газетах и журналах.
Старый журналист измерял качество своих выступлений в печати силой идейного воздействия их на читательскую аудиторию. Журналист-восьмидесятник заботился прежде всего о необычности, о сенсационности описываемых им событий и фактов, о скорости их литературной обработки и доставки в редакцию.
Старый журналист был бессребреником по преимуществу. Для него главным было опубликование материала, особое удовлетворение при этом он испытывал от значительного общественного резонанса, произведенного им. Журналист школы 80-х годов откровенно стремился лишь к получению гонорара за свою публикацию. В редакции могли придать сообщаемым им сведениям прямо противоположный смысл это его мало волновало. Лишь бы сполна был выплачен гонорар. Наиболее подходящим для сотрудничества он считал то издание, в котором был самый высокий гонорар.
Старый журналист заботился о своей не только литературной, но и чисто человеческой, моральной репутации. Для него было не безразлично, что о нем будут говорить как о человеке в симпатизирующих ему читательских и литературных кругах. Журналист-восьмидесятник этим не был озабочен. Солгать или оклеветать в газете, подебоширить, прослыть пьяницей за ее пределами не считалось предосудительным. Напротив, в обиходе была бравада лихостью, умением лгать и напиваться до потери сознания.
Моральный облик журналиста пал так низко, что само слово журналист почти вышло из употребления. Оно использовалось в крайних случаях, когда надо было подчеркнуть уважительность к лицу, причастному к сотрудничеству в журнале какого-либо определенного идейного направления. В других случаях сотрудника журнала и особенно газеты стали называть «репортером», независимо от того, занимался он в основном репортажем в газете или был автором корреспонденции, хроникерских заметок, рецензий, фельетонов, передовых статей. Сохраняло это понятие и свой узкий смысл, но чаще всего оно употреблялось расширительно для обозначения профессии журналиста. Быть может, слово это на русскую почву было перенесено и несколько раньше в 70- х годах. Но широко использоваться оно стало только в 80-е годы. Именно 80-е годы создали наиболее благоприятную почву для утраты тех качеств, которые были заложены в понятии «журналист», и для роста тех, которые были сопряжены с понятием «репортер». «Быстро сформировалась порода продажной журналистики, наглая, беспринципная, уверенная в том, что ей все позволено и что можно безнаказанно издеваться над демократией, над социализмом, над элементарной порядочностью».
Понятия «репортер», «газетчик», «хроникер» употреблялись не иначе как с презрительным оттенком. Причем такое отношение к газетным работникам «мелкой прессы» было широко распространено как в крайне правых, так и в левых, демократических кругах. Репортер-восьмидесятник стал объектом всеобщего презрения и осмеяния. «Газетчик - значит, по меньшей мере, жулик, в чем ты и сам не раз убеждался» - писал А. П. Чехов своему брату 13 мая 1883 года.
В эти годы Чехов создает несколько литературных портретов своих «коллег», главным образом провинциальных журналистов, каждый раз, имея в виду крайне низкий общественный вес представителя прессы в 80-е годы. Не случайно журналист Иван Никитич (рассказ «Корреспондент», журнал «Будильник» № 20, 21, май 1882 г.), приглашенный на свадьбу, жалкий конфузливый человек, над которым дико измываются хозяева и гости, после нескольких рюмок вина на потеху всем присутствовавшим ударился в воспоминания о своей работе в былые годы: «Прежде что ни писака был, то богатырь, рыцарь без страха и упрека, мученик, страдалец и правдивый человек. А теперь? Взгляни русская земля, на пишущих сынов своих и устыдись! Где вы, истинные писатели, публицисты и другие ратоборцы и труженики на поприще ...эк...эк...гм гласности? Нигде!!! Теперь все пишут. Кто хочет, тот .и пишет. У кого душа чернее и грязнее сапога моего, у кого сердце не в утробе матери, а в кузнице фабриковалось, у кого правды столько имеется, сколько у меня домов собственных, и тот дерзает теперь ступать на путь славных путь, принадлежащий пророкам, правдолюбцам да среброненавистникам».
Презрение к журналистской братии было настолько велико во всех слоях общества, что ее не только третировали морально, но нередко и физически расправлялись с ней. Вышвырнуть корреспондента с какого-нибудь приема, напоить его до потери сознания и гнусно поиздеваться, наконец, просто избить было не таким уж редким явлением. «Известный велосипедист и летчик Уточкин, побивший на своем веку не один рекорд, побил и немало журналистов. То же делал известный клоун Дуров», таково свидетельство одного из представителей прессы 80-х годов.
Бесспорно, были среди репортеров 80-х-годов и преуспевавшие. За счет чего? «Заработок хроникеров резко колебался. Одни хроникеры зарабатывали 500-700 руб. в месяц, другие жили на 30 руб.». Обратимся к тем, которые жили на 500-700 рублей в месяц.
Одним из самых известных репортеров в 80-х годах считался Юлий Осипович Шрейер (1835-1887 гг.). В молодости он был и офицером артиллерии, и начальником Виленской телеграфной станции, и председателем цензурного комитета в Варшаве, и сотрудником Учредительного комитета по устройству быта крестьян в Царстве Польском. Больше чем кто бы то ни было он имел право сказать: «Мы все служили понемногу кому-нибудь и как-нибудь». Но настоящее свое призвание нашел Шрейер в репортерской работе.
Как репортер Шрейер заявил о себе еще в 1870 году. Отправившись на франко-прусский фронт, он регулярно стал посылать оттуда свои «корреспонденции с поля битвы». Затем в 1871 году он основал газету «Новости». Через три года он, однако, оставил редакторско-издательскую деятельность и целиком переключился на репортерскую работу. В 80-е годы репортерская слава Шрейера достигла апогея: в атмосфере реакции он чувствовал себя как рыба в воде.
«Королем петербургских репортеров» называет Шрейера и Александр Чехов. Шрейер - «король репортеров» и для А. Е. Кауфмана, для известного газетчика- восьмидесятника. Шрейер умел первым узнавать сенсационную новость, причем подчас только зоркий глаз Шрейера видел сенсационность в новости, которая казалась остальным газетчикам рядовой. Только Шрейер мог проникать туда, куда не мог проникнуть ни один газетчик, например, под видом официанта попасть на тайный обед акционерного общества. «О Шрейере как о репортере сложились целые легенды. Рассказывалось, например, что в суде разбиралось какое-то дело при закрытых дверях. Попасть в зал суда было невозможно. У дверей стоял судебный пристав. Но Шрейер попал. Он уверил пристава, что он явился спешно от жены одного из защитников, в доме которого случилось что- то неладное. Пристав впустил его в залу, но взял с него честное слово, что он никому не скажет ни слова о том, что увидит и услышит на суде... Пристав, встретившись потом со Шрейером, горько упрекнул его за то, что он не сдержал данного слова.
Нужно быть очень наивным человеком, чтобы верить слову журналиста, спокойно и нисколько не смущаясь ответил Шрейер.
Следовательно, работать, как Шрейер, с таким же размахом и успехом, мог только человек, отбросивший в сторону понятия о чести и совести. Обман не считался больше предосудительным средством работы журналиста. Цель - добывание новостей оправдывала любые средства.
Раздобыв ему одному известную новость, Шрейер шел по редакциям и предлагал ее, как купец редкий и дефицитный товар, за самую дорогую цену, то есть по двугривенному за строку.
В прежние времена, чтобы быть хорошим журналистом, нужно было иметь литературный талант и определенные убеждения. И совсем не обязательным было обладание физической силой, ловкостью, пронырливостью, быстротой реакции. В своих «Записках» репортер-восьмидесятник Александр Чехов выставляет такие требования: «Для того чтобы с успехом заниматься репортажем, нужно быть молодым, крепким, выносливым и от природы энергичным, сообразительным и находчивым человеком. Нужно быть везде первым, нужно обладать чутьем и умением быстро, ориентироваться». Все так. Но следовало бы добавить еще одно новое качество журналиста-восьмидесятника умение обходиться без совести. Это качество являлось совершенно необходимым для успеха.
Ни один из преуспевавших в то время журналистов-газетчиков, репортеров не обошелся без этого нового качества.
Не церемонился с правдой и законами морали, например, и Николай Александрович Лейкин, с сотрудничеством которого был в значительной степени связан успех «Петербургской газеты». Пройдя школу Худекова, Лейкин впоследствии стал матерым бульварным журналистом-строчкогоном.
«Скажи, Николай Александрович, во сколько времени ты можешь написать сценку? - спрашиваем его.
- Если строк в полтораста, в полчаса напишу».
Развитие капитализма в печати, безусловно, не могло приводить к возникновению только негативных явлений, даже если учесть, что это развитие происходило в основном в рамках периода политической реакции.
Следует, например, обратить внимание на возрастание тиражей, на рост оперативности в освещении газетами политических событий. Среди газетчиков нового типа не все были негодяями пьяницами, прощелыгами, взяточниками и вымогателями, лжецами и клеветниками. Были среди них и такие, которые пытались выстоять против растлевающего влияния законов буржуазной печати, долго сохраняли демократизм, оппозиционность, а подчас а революционную идейность. Им жилось нелегко. Они бедствовали и нередко сдавали свои позиции. Некоторые покидали журналистику и уходили в литературу, если это им удавалось. Иногда уходили вообще к другим занятиям, ничего общего с литературным» не имеющим.
Светлым пятном в репортерском мире Москвы был, например, Владимир Алексеевич Гиляровский (1853-1935 гг.). Как и Шрейер, он считался одним из королей репортажа. Он всегда был в курсе всех городских событий и всюду поспевал первым. «На крупный пожар он мчался вместе с пожарной командой. При раскрытии какого-нибудь убийства, ограбления или крупной кражи, работал вместе с сыщиками в самых опасных местах, и что бы ни случилось выдающегося в Москве или на ее окраинах Гиляровский был первый там». При всей своей необычной вездесущности и оперативности Гиляровский сохранял демократизм своей позиции, в его материалах нередко звучала резкая обличительность. В цензурном ведомстве он был на строгом учете, из-за его репортажей на газеты нередко накладывались различные административные взыскания. Гиляровского хорошо знала и всегда приветствовала городская голытьба, считая его своим человеком безусловно, за обличительный тон его заметок и репортажей о городском дне.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7
