Рефераты. Декларации и цели "восточной" политики Анкары

Декларации и цели "восточной" политики Анкары

А.ИСАЕВ

 

ДЕКЛАРАЦИИ И ЦЕЛИ «ВОСТОЧНОЙ ПОЛИТИКИ» АНКАРЫ


Распад Советского Союза привел к изменению геополитического положения Турции, которой до этого западные союзники традиционно отводили в основном роль регионального форпоста против гипотетической “советской угрозы”. Вероятность этой угрозы значительно снизилась, и на историческую арену вышел целый ряд на тот момент политически не определившихся постсоветских государств.

Если западные страны первостепенное внимание уделили в то время новым республикам, расположенным в Европе, то Турция, почувствовав возможность повысить свой международный рейтинг, сосредоточилась прежде всего на молодых тюркоязычных странах. Перед Анкарой вдруг открылась заманчивая перспектива превращения в лидера целого конгломерата этнически родственных стран. В турецкой столице рассчитывали и на то, что западные государства, заинтересованные в поддержании стабильности в регионе и в противодействии распространению исламского экстремизма, исходящего от Ирана, Афганистана, Пакистана и Саудовской Аравии, поддержат своего давнего “товарища по оружию”, сумевшего построить секуляристский и достаточно демократический режим. Запад действительно поддержал лозунг “турецкого образца” для средназиатских республик, который устраивал его гораздо больше, чем образец, например, иранский или саудовский, а американский президент даже заявил, что характер 21-го века во многом будет определяться ролью, которую станет играть Турция, находящаяся на стыке Европы, Ближнего Востока и Средней Азии.(1) В качестве основных целей своей “восточной” политики Анкара провозгласила содействие постсоветским партнерам в укреплении демократии, в обеспечении прав и свобод личности, во внедрении принципов рыночной экономики, в развитии образования и культуры, в военном строительстве, наконец, в их интеграции в западные международные организации. Для координации этой работы в структуре МИД Турции было создано Тюркское агентство по сотрудничеству и развитию (TIKKA).

Процесс этот был облечен в естественную для турецкой ментальности форму риторики на тему структурирования некой общетюркской метаэтнической общности, основанной на «кровном» родстве. Активными пропагандистами идеи выступили тогда президент Турции Т.Озал, провозгласивший наступающее столетие «тюркским веком», и премьер-министр С.Демирель, дополнивший мысль первого лозунгом «тюркского мира от Адриатики до Китайской стены». Надо сказать, что эти формулы–заклинания с тех пор с неизменным постоянством повторяются всеми руководителями страны. Оба лидера совершили ряд вояжей в Среднюю Азию и Азербайджан и стали инициаторами саммитов этих стран в Стамбуле и Анкаре. По позднейшему признанию вдовы Т.Озала Семры Озал, ее супруг в последние годы жизни даже работал над планом объединения всех тюркских республик в одном государстве "типа США" под руководством Турции.(2) Эти действия находили отклик и у политических визави Анкары: президент Узбекистана И.Керимов заявлял даже, что настанет день, когда узбеки и турки будут заседать в одном парламенте.(3) Ответные реверансы тех лет теперь достаточно трезво объясняются в Турции тем, что, во-первых, элиты среднеазиатских государств после обретения независимости пытались найти на мировой арене противовес России, из-под опеки которой они спешили вырваться, и, во-вторых, серьезно идеализировали турецкую действительность, знакомство с которой было лишь поверхностным.

Риторику следовало подкрепить научными изысканиями о единстве тюркских народов и об их уникальной роли в мировой истории. Эта тематика активно разрабатывалась еще со времен К.Ататюрка, так что для националистически ориентированных ученых не составило особого труда, начиная с 1991 г., многократно увеличить объем публикаций разной степени серьезности по проблемам построения единой тюркской общности - количество и тональность таких публикаций в период «холодной войны» регламентировались властями, старавшимися не слишком задевать самолюбие «северного соседа». В националистическом духе было предложено воспитывать и подрастающее поколение. В ноябре 1992 г. в Бишкеке собрались министры образования пяти тюркоязычных стран. Они много говорили о единстве языка и культуры и решили разработать общую программу преподавания истории. Следующая их встреча состоялась через год в г. Ялова (Турция), и на ней были определены сюжеты и темы, долженствовавшие фигурировать в программах начальных и средних школ пяти стран. Была сформирована Объединенная историческая комиссия, усилиями которой в сентябре 1994 г. в Анкаре прошел "Конгресс исторических исследований по тюркскому миру", посвященный написанию общетюркской истории.

Жизнь, однако, внесла коррективы в разработанные в анкарских министерствах планы немедленного государственного братания. Вот как позднее описал этот процесс президент Казахстана Н. Назарбаев: "… большинство поверило в то, что все проблемы Казахстана способна решить Турция. Однако, это означало бы отказ от самостоятельности, разрыв традиционных связей с соседями и смену "старшего брата"... Все это явно прозвучало в проекте декларации первого саммита тюркских президентов, подготовленном нашими турецкими коллегами... Там говорилось, что мы будем ориентироваться на сотрудничество с Турцией, основываясь на нашей исторической, языковой и культурной общности, общих традициях... Мне пришлось разочаровать Т. Озала отказом подписать эту декларацию. Я высказался лишь за экономические, политические и гуманитарные связи. Верно, что корни у нас общие, как и то, что долгое время мы были разделены. Я предложил восстанавливать связи внутри нашей цивилизации при уважении к нашей недавно обретенной независимости и суверенитету всех стран, но заявил, что мы не намерены рвать отношения с другими странами и народами, вступать с кем бы то ни было в привилегированные отношения... Керимов меня поддержал."(4)

       Увидевшие поначалу в сравнительно развитой и вестернизированной Турции образец для подражания Азербайджан и страны Средней Азии к середине 90-х годов стали более трезво рассматривать отношения с «западным братом». В первую очередь, руководство тюркоязычных республик смущала пантюркистская фразеология Анкары и явно звучавшие в ее политическом монологе (диалога особо не получалось – вновь обретенные братья видились туркам больше как объект приложения миссионерских усилий, чем субъект двусторонних отношений) нотки «старшего в семье». Неприятные воспоминания о «неравном братстве» в недавнем прошлом с русскими были слишком сильны.

Поначалу в Турции просто не понимали как постсоветские республики могут не соглашаться с какими-то предложениями и идеями, исходящими из Анкары и направленными на сплочение народов на общей этнической основе. Теперь же в политической и интеллектуальной элите страны говорят об ошибках, в изобилии допущенных в отношении Средней Азии и Азербайджана в первой половине 90-х годов. В частности, вспоминают, какой неожиданностью стал для турецкого истэблишмента отказ тюркоязычных стран от предложенного Анкарой участия в саммитах руководства т.н. «Турецкой республики Северного Кипра», не признанной мировым сообществом. Да и пантюркистская тематика для тюркоязычных народов и их лидеров на тот момент была, (и сейчас остается) не слишком актуальной – первоочередными для них являются задачи национально-государственного строительства. Кроме того, постсоветские государства так и не дождались щедрого потока инвестиций и финансовой помощи.

Разочаровала в итоге Анкару и позиция западных столиц, в отношении которых считалось, что они региона не знают и потому отдадут его «на откуп» Анкаре, предпочтя действовать здесь через ее посредничество. Оказалось, что политические и экономические посредники европейцам и североамериканцам не очень нужны, и Турция сильно преувеличила свое положение в качестве «окна в мир» для Средней Азии. Один высокопоставленный туркменский дипломат рассказывал автору как поразили официальный Ашхабад итальянцы и французы, с самого начала укомплектовавшие штат своих посольств дипломатами со знанием туркменского языка. Обещанные Анкарой «новым братьям» два миллиарда долларов капиталовложений в Средней Азии планировалось получить в основном от западных банков, которые решили заниматься инвестициями напрямую, минуя анкарских посредников. Невыполнение этих обязательств нанесло сильнейший удар по престижу турок и вызвало серьезные сомнения в их способности выполнять свои обязательства в дальнейшем. В ответ на все это в Турции стали с обидой поговаривать о «новом Мюнхенском сговоре» между Западом, «получившим» Восточную Европу, и Россией, которой «в качестве компенсации» якобы была обещана Средняя Азия.(5)

Со временем снисходительно-опекунское отношение Турции пусть к «братскому», но все же «третьему» «тюркскому миру» сменилось признанием своей культурно-образовательной отсталости и различий в самой ментальности турок и жителей азиатских постсоветских республик, различий, которые под постоянным прессом пропаганды языкового, культурного и этнического родства, если не единства, поначалу просто сбрасывались со счетов. Проявлением этого стал, в частности, низкий интерес аудитории и к пропагандистски-информационным и художественным программам турецкого телевидения, активно транслируемым на Среднюю Азию и Азербайджан. Разочарование в содержании и качестве турецкого высшего и специального образования заставило многих отправленных на учебу студентов и аспирантов из этих республик преждевременно вернуться домой, а немалая часть оставшихся, памятуя о неблагоприятной экономической ситуации на родине, начала использовать свое пребывание в турецких университетских центрах для зарабатывания денег тем или иным способом. Уверенность Анкары в том, что она лучше своих восточных партнеров знает проблемы и потребности последних, привела к ряду политических кризисов: в частности, Азербайджан и Узбекистан, пусть в завуалированной форме, но обвинили Турцию во вмешательстве в их внутренние дела, причем Баку настоял на отзыве турецкого посла, а Ташкент запретил въезд в страну турецкого министра по делам “внешних тюрок” и отозвал из Турции своих студентов.

Основные причины неудач на восточном направлении в Турции видят в завышении ею своих финансово-экономических возможностей, попытках налаживания сотрудникчества в первую очередь в культурной сфере в ущерб остальным, незнании местных реалий, а также в активизации в регионе “исторического” как ее иногда называют, “врага Турции и тюркоязычных народов” – России. Причем, порой Россия представляется здесь не просто врагом, но врагом абсолютным, своеобразным жупелом враждебности, по которому следует определять отношение к другим странам: «...сегодня Армения следует в фарватере России, а Грузия проводит дружественную по отношению к Турции политику… Туркмения в наибольшей степени сопротивляется российской гегемонии. Поэтому наши отношения с Туркменией развиваются быстрее и масштабнее, чем с другими странами региона. Серьезные проблемы присутствуют и в российско-украинских отношениях. Поэтому Турции следует развивать разносторонние отношения и с Украиной».(6) Временами в СМИ и на страницах научной литературы враждебность Москвы рисуется органической и вневременной, коренящейся в принципиальном неприятии русскими «всего тюркского», их сомнением в лояльности тюркоязычных народов, проживающих на территории России, которая, «захватив эти регионы, на долгие десятилетия превратила их в свои колонии, проводя там политику геноцида и, наконец, в рамках принципа «разделяй и властвуй», искусственно разделила тюрок на разные народы, проведя между ними административные границы и выдумав для них различные языки».(7) Интересно, что враждебность России «нарастала» по мере того, как все более очевидной становилась неудача Анкары в деле объединения вокруг себя среднеазиатских республик – туркам вообще свойственно с неохотой признавать свои ошибки, и традиционно большинство неудач в истории и политике они склонны представлять результатом козней и происков недружественных соседей. В культурно-психологическом портрете «типичного» турка, каким десятилетиями рисует его официальная пропаганда, места для ошибок и неудач нет.

Страницы: 1, 2



2012 © Все права защищены
При использовании материалов активная ссылка на источник обязательна.