подопытных животных и на другие исследовательские нужды. И все же Павлов

развил кипучую деятельность в лаборатории. Он и планировал, и осуществлял

эксперименты на животных самостоятельно, что помогло раскрыть самобытный

талант молодого ученого, явилось предпосылкой развития его творческой

инициативы. За годы работы в лаборатории в полной мере проявились

колоссальная трудоспособность, неукротимая воля и неисчерпаемая энергия

Павлова. Он достиг выдающихся результатов в области изучения физиологии

кровообращения и пищеварения, в разработке некоторых актуальных вопросов

фармакологии, в усовершенствовании своего незаурядного экспериментального

мастерства, а также в приобретении навыков организатора и руководителя

коллектива научных работников. Несмотря на материальные трудности, Павлов

считал этот период своей жизни необычайно содержательным и плодотворным и

всегда вспоминал о нем с особенной теплотой и любовью. В «Автобиографии» он

писал об этом периоде: «Первое дело — полная самостоятельность и затем

возможность вполне отдаться лабораторному делу». Моральную и материальную

поддержку С. П. Боткина молодой ученый чувствовал на протяжении всей своей

деятельности в лаборатории. А идеи Боткина о роли нервной системы в

нормальной и патологической деятельности организма, а также его убеждения в

необходимости предельного сближения клинической медицины с

экспериментальной физиологией в сильной мере способствовали формированию

научных взглядов Павлова. «С. П. Боткин,— писал Павлов много лет спустя,—

был лучшим олицетворением законного и плодотворного союза медицины и

физиологии, тех двух родов наук человеческой деятельности, которые на

наших, глазах воздвигают здание науки о человеческом организме и сулят в

будущем обеспечить человеку его лучшее счастье — здоровье и жизнь». Среди

выполненных Павловым в этой лаборатории научных работ наиболее выдающимся

следует считать исследование о центробежных нервах сердца. Сущность этой

работы будет рассмотрена далее. Здесь же приведем одно высказывание Павлова

по поводу этой работы, в котором также весьма ярко отражается его отношение

к С. П. Боткину: «Идея исследования и осуществление ее принадлежат только

мне,— писал Павлов.— Но я был окружен клиническими идеями профессора

Боткина и с сердечной благодарностью признаю плодотворное влияние, как в

этой работе, так и вообще на мои физиологические взгляды того глубокого и

широкого, часто опережающего экспериментальные данные нервизма, который, по

моему разумению, составляет важную заслугу Сергея Петровича

перед физиологией».

Это оригинальное исследование стало темой дoкторской диссертации Павлова.

В 1883 г. он блестяще защитил ее и был награжден золотой медалью. Вскоре

молодой ученый прочел две пробные лекции на конференции профессоров

академии и ему присвоили звание доктора. Спустя год по представлению С. П.

Боткина Павлова послали в двухгодичную заграничную научную командировку.

«Доктор Павлов,—подчеркивал в своей записке Боткин,— по оставлении при

академии посвятил себя специально изучению физиологии, которой по

преимуществу занимался еще и в университете, проходя курс естественных

наук. Близко стоя к его работам, я с особым удовлетворением могу

засвидетельствовать, что все они отличаются оригинальностью как по мысли,

так и по методам; результаты же их по всей справедливости могут стоять

наряду с лучшими открытиями последнего времени в области физиологии,

почему, по моему мнению, в лице доктора Павлова мы имеем серьезного и

остроумного ученого, которому академия должна помочь на избранной им ученой

дороге» ". В начале июня 1884 г. коллежский асессор И. П. Павлов совместно

с Серафимой Васильевной отправился в Германию для работы в лабораториях Р.

Гейденгайна (в Бреславле) и К. Людвига (в Лейпциге).

В течение двух лет Павлов работал в лабораториях этих двух выдающихся

физиологов. За этот, казалось бы, небольшой срок он значительно расширил и

углубил свои знания не только по интересовавшим его вопросам физиологии

кровообращения и пищеварения, но и по другим областям физиологической

науки. Заграничная поездка обогатила Павлова новыми идеями, отточила и

усовершенствовала его незаурядное мастерство экспериментатора. Он установил

личные контакты с видными деятелями зарубежной науки, обсуждал с ними

всевозможные актуальные физиологические проблемы. До глубокой старости

Павлов с большой теплотой вспоминал о Р. Гейденгайне и К. Людвиге, о своей

работе в их лабораториях. «Заграничное путешествие,— писал он в

«Автобиографии»,— дорого было для меня главным образом тем, что познакомило

меня с типом ученых работников, каковы Гейденгайн и Людвиг, всю жизнь, все

радости и горе ее положивших в науке и ни в чем другом».

Возвратившись на родину с солидным научным багажом, Павлов с новой силой

и энтузиазмом продолжил исследования в убогой лаборатории при клинике

Боткина. Но случилось так, что Павлов мог лишиться возможности работы и в

этой лаборатории. Вот что писал об этом эпизоде профессор Н. Я. Чистович,

который в свое время работал в руководимой Павловым лаборатории при клинике

Боткина: «Возвратившись из заграничной командировки, Иван Петрович имел

льготный год оставления при академии. Год прошел, а пристроиться при

академии Ивану Петровичу не удалось. У С. П. Боткина при кафедре не было

вакантного места, а было таковое у профессора В. А. Монассеина, и нужно

было пойти к Монассеину и попросить его об этом месте. Мы дружно насели на

Ивана Петровича, чтобы он сделал этот шаг, но он упорно отказывался,

находя, что это неловко. Наконец, мы его уломали, и он пошел, но, не дойдя

до кабинета Монассеина, свернул домой. Тогда уж мы приняли более энергичные

меры, уговорили его пойти снова и послали служителя Тимофея присмотреть за

ним, чтобы он снова не свернул с дороги». Проф. Монассеин любезно

согласился зачислить Павлова на вакантное место при своей клинике и тем

самым предоставить ему возможность продолжать работу в лаборатории при

клинике Боткина.

Работы было много. Павлов не только разрабатывал новые методики и модели

физиологических экспериментов, которые ставились в лаборатории как им

самим, так и руководимыми им молодыми врачами, оперировал подопытных

животных и выхаживал их, но и сам изобретал и изготавливал новую

аппаратуру. В. В. Кудревецкий, работавший в ту пору вместе с Павловым,

вспоминает, Иван Петрович сделал из жестяных консервных коробок термостат,

прикрепил его к железному штативу и подогревал маленькой керосиновой

лампой. Сотрудники лаборатории были заражены энтузиазмом руководителя, его

преданностью науке, готовностью к самопожертвованию) во имя любимого дела.

И не удивительно, что в итоге даже в таких непригодных для исследований

условиях были получены поразительные научные результаты. По возвращении

из-за границы Павлов начал читать лекции по физиологии в Военно-медицинской

академии (так была переименована Военно-хирургическая академия в 1881 г.),

а также врачам клинического военного госпиталя. К этому периоду относится

разработка им новой оригинальной методики изготовления так называемого

сердечно-легочного препарата (изоляции сердца и легких от общего круга

кровообращения для экспериментального изучения многих специальных научных и

практических вопросов физиологии кровообращения, а также фармакологии).

Павлов заложил крепкий фундамент своих будущих исследований физиологии

пищеварения: он обнаружил нервы, регулирующие секреторную деятельность

поджелудочной железы, и осуществил свой поистине классический опыт с мнимым

кормлением.

О результатах своих исследований Павлов регулярно сообщал на страницах

отечественных и зарубежных научных журналов, на заседании физиологической

секции Общества естествоиспытателей С.-Петербурга и на съездах этого

общества. Вскоре его имя стало широко известным в России и за границей.

Радость, доставляемая творческими успехами и их высокой оценкой,

постоянно отравлялась тяжелыми материальными условиями существования.

Беспомощность Ивана Петровича в житейских делах и материальные лишения

особенно остро стали ощущаться после его женитьбы в 1881 г. О подробностях

этого периода жизни Павлова известно мало. В «Автобиографии» о невзгодах

тех лет говорится кратко: «Вплоть до профессуры в 1890 г. уже женатому и

имевшему сына в денежном отношении постоянно приходилось очень туго» ".

В конце 70-х годов в Петербурге Павлов познакомился с Серафимой

Васильевной Карчевской, слушательницей Педагогических курсов. Ивана

Петровича и Серафиму Васильевну объединяла общность духовных интересов,

близость взглядов по многим актуальным в то время вопросам жизни, верность

идеалам служения народу, борьбы за социальный прогресс, которыми была

насыщена передовая русская художественная и публицистическая литература тех

времен. Они полюбили друг друга.

В молодости Серафима Васильевна, судя по фотографиям того периода, была

очень красивой. Следы былой красоты сохранились на ее лице даже в глубокой

старости. Иван Петрович также обладал весьма приятной внешностью. Об этом

свидетельствуют не только фотографии, но и воспоминания Серафимы

Васильевны. «Иван Петрович был хорошего роста, хорошо сложен, ловок,

подвижен, очень силен, любил говорить и говорил горячо, образно и весело. В

разговоре сказывалась та скрытая духовная сила, которая всю жизнь

поддерживала его в работе и обаянию которой невольно подчинялись все его

сотрудники и приятели. У него были русые кудри, длинная русая борода,

румяное лицо, ясные голубые глаза, красные губы с совершенно детской

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6