Такой подход к пониманию методологии подчеркивает то обстоятельство, что главной функцией научной методологии является функция определения стратегии научного познания. В этом отношении здесь продолжилась та вполне определенная традиция, что метод по своей сути не может быть ничем иным, как своего рода "аналогом действительности" (Ф. Энгельс), и ведущим постулатом в этой связи может быть назван постулат "соответствия самой природе объекта" (или "против подмены методов"), ибо метод в каждом данном случае не должен быть "чужим", а только непременно – "своим" [7]. Это означает, что предмет и метод науки должны быть адекватны друг другу. Отсюда методы в научных исследованиях выступают одновременно и предпосылкой, и продуктом, и залогом успеха.
Говоря о важности собственно метода в методологии важно также подчеркнуть необходимость и прочих средств методологического "арсенала" науки – принципов, регулятивов, ориентаций, а также категорий и понятий. Отсюда все больше и больше в современной науке происходят процессы замены детерминаций на ориентации, и в этом, как все более подчеркивает действительность, состоит глубокий объективный смысл, который все больше и больше находит свое отображение в принципиально новых понятиях и терминах современной методологии, таких, как, к примеру, "куматоид", "case studies" и "абдукция" [8].
Безусловно, методология науки относится к таким отраслям познания, которые отличаются определенной устойчивостью и даже консервативностью. И все же и они не могут не видоизменяться в разные свои модификации. Вот почему развитие научного познания, все глубже проникая в тайны мироздания, не может не требовать новых средств для осуществления этого процесса. Именно на этих основаниях вошли в методологический "арсенал" современной науки такие понятия, как понятия "бифуркации", "флуктуации", "диссипации", "аттрактора" и пр. К их числу можно отнести, в частности, и понятие "куматоида".
Термин "куматоид" в переводе с греческого означает "волна". Именно такой образ оказался наиболее приемлемым при обозначении таких объектов науки, которые в принципе не могут обладать достаточно четкими и устойчивыми формами, а непрерывно то появляются, а точнее образовываются, то исчезают в смысле – распадаются. Образно показательным примером в этой связи может служить, скажем, студенческая группа как объект изучения социологии: она – то есть, то ее нет. Другим примером куматоида может служить такой объект науки, как элементарная частица, скажем, – электрон, по отношению к которому, как известно, нельзя одновременно точно указать его пространственную координату и его скорость. Иными словами, куматоид нельзя строго идентифицировать ни с каким из его качеств: чуть-что, и все его качества сразу же "уплывают", а сам куматоид иначе как "плывущим" не назовешь! Нетрудно видеть, что в принципе любой материальный объект по способам и формам своего проявления является куматоидом. И тем не менее любой куматоид достаточно узнаваем по его типичным доминантным проявлениям: в одних условиях доминируют одни его качества, а в других – другие. В этой связи образ "точки", наиболее широко применяемый в современном естествознании, выступает всего лишь предельным образом, а значит, является принципиально бесструктурным отображением действительности, что не может существенно не ограничивать возможности действительного познания рассматриваемой естественнонаучной реальности.
Другой современной методологической новацией является исследование по типу "case studies", т.е. исследование объектов принципиально ситуационного типа. В поле зрения этого методологического аспекта попадают объекты по наличию так называемого "прецедента", т.е. такие индивидуализированные объекты, которые так или иначе проявляют себя явно, но не вписываются в устоявшиеся ("статические") стереотипы объяснения. В этой связи так или иначе различают два типа ситуационных объектов: текстуальные и полевые. Первые связаны с так называемым исследованием понятийных структур знания, вторые же связаны с самими реальными объектами и, что собственно важно – в реальной обстановке. В обоих типах указанных ситуационных объектов главное внимание уделяется так называемой "локальной детерминации", что представляет собой некую замкнутую систему. неявных предпосылок знания, складывающихся под влиянием специфических для данных объектов и ситуаций форм существования, что для социальных объектов выступает как формы деятельности и общения, определяющие значение и смысл отдельных слов и поступков людей. Так в современном научном познании все более прокладываются "мостики" между исследованиями объектов природы и объектов социальной действительности.
Все больше входит в арсенал современных методологических средств и такой метод, который получил название "абдукции", суть которого состоит в том, чтобы в научном поиске двигаться от фактов к их объяснению "наилучшим образом", т.е. оптимально. В принципе абдукция есть не что иное, как оптимизированный гипотетико-дедуктивный метод познания: сначала гипотеза, а потом уже – выведенные из нее факты. Новым словом в методологии науки является здесь то, что актуализируется именно "обратная связь" между фактами и собственно определяющей гипотезой. Что же касается самой предметной практики человека, то именно здесь абдукция проявляет себя, как правило, с решающей стороны. Так, врач по симптомам болезни отыскивает его причину, следователь по оставшимся следам преступления находит преступника, ученый по эффектам, полученным в результате эксперимента, приходит к закономерностям, ради которых, собственно, и осуществляется само исследование.
Сущность абдукции наиболее характерным образом осуществляется в одновременном проявлении двух ее составляющих – в создании собственно правдоподобных гипотез при объяснении имеющихся фактов и в осуществлении их достаточной объяснительной силы [9]. К примеру, тавтологии, как абсолютно истинные суждения, никоим образом не могут считаться наилучшим объяснением, так как они абсолютно лишены всякой объяснительной силы ("масло – масляное"). В этой связи нельзя не указать на гипотезу Ньютона о законе Всемирного тяготения как именно наилучшего объяснения в отношении к другим научным гипотезам на это счет, в том числе и к гипотезам Галилея и Кеплера, ученых, внесших выдающийся вклад в становление действующей до настоящего времени механистической картины мира.
Следуя Т.Г. Лешкевич, можно указать на важные сущностные подходы, предельно сближающие методологические аспекты естественнонаучной и гуманитарной культур:
- усиление роли междисциплинарного комплекса программ в изучении объектов;
- укрепление парадигмы целостности и интегративности, осознание необходимости глобального всестороннего взгляда на мир;
- широкое внедрение идей и методов синергетики, стихийно-спонтанного структурогенеза;
- выдвижение на передовые позиции нового понятийного и категориального аппарата, отображающего современную стадию эволюции научной картины мира, его нестабильность, неопределенность и хаосомность;
- внедрение в научное исследование темпорального (временного) фактора и многоальтернативной, ветвящейся графики прогностики;
- изменение содержания категорий "объективности" и "субъективности", сближение методов естественных и социальных наук;
- усиление значения нетрадиционных средств и методов исследования, граничащих со сферой внерационального постижения действительности [10].
Сегодня все чаще говорят об уровне методологической культуры современного общества. Ответственные лица, обязанные принимать необходимые решения в соответствии со своим социально-политическим и социально-экономическим статусом, уже не хотят действовать путем проб и ошибок, а предпочитают иметь определенное методологическое обеспечение предполагаемого результата, быть в состоянии выявлять на научных основаниях все доступные спектры способов его достижения.
Особое место в современной методологической культуре занимают так называемые "методологические барьеры". Известно, что всякая эпоха в науке характеризуется прежде всего неким установившимся "стереотипом" научного мышления, как с точки зрения его содержания, так – и его формы. Такие "стереотипы" были названы современным американским методологом науки Т. Куном "парадигмами" [11].
Т. Кун одновременно указал и на то обстоятельство, что рано или поздно развитие науки неизбежно приводит к пониманию недостаточности существующего в настоящее время "стереотипа" ("парадигмы"). Здесь и возникает "методологический барьер" при переходе от предыдущей парадигмы к последующей. Впервые на один из способов перехода через такого рода барьеров обратил внимание выдающийся французский ученый-физик Анри Пуанкаре, предложивший в таких случаях самим ученым путем научных споров между собой договариваться о лучших способах таких переходов. Такой методологический "рецепт" получил название конвенционализма. Это предложение было в свое время достаточно широко подвергнуто критике с точки зрения концепции диалектического материализма как несостоятельное. Однако при отсутствии реальной альтернативы, этот подход вполне может оказаться как приемлемый на временной основе, хотя и сами по себе договоры такого типа не могут быть осуществлены слишком простым способом.
К методологическим барьерам относится и так называемая методологическая инерция как в науке в целом, так и в мировоззрении отдельного ученого. Вхождение в арсенал науки таких подходов, как вероятностного вместо строго необходимого, непредсказуемого вместо прогнозируемого, индетерминистического вместо детерминистического и т.д. убедительно демонстрируют различные "инерции" подобного рода. Имеются в науке и иные методологические барьеры, например, редукция более развитых методологических подходов к менее развитым, скажем, – абдукции к индукции и т.д.
Особым методологическим барьером вполне можно считать и барьер между естественнонаучной и гуманитарной культурами. Критериальными вопросами здесь являются: "Почему?" – в системе естественнонаучной культуры и "Для чего?" – в системе культуры гуманитарной. Первый вопрос ориентирован на поиск оснований объективных процессов (causa efficiens – "действующая причина"), а второй – на поиск целеполагания (causa finalis – "конечная причина", иначе говоря, "цель").
О совпадении этих двух оснований говорил еще Ф. Энгельс, подчеркивая, что causa finalis есть собственно сама материя как таковая, а также внутренне присущее ей движение [12]. Что же касается современной эпохи в науке, то сегодняшняя наука совершенно немыслима без явного включения в нее человека, а не только так называемого человеческого фактора. Именно человек, с его желаниями, стремлениями и "свободной волей", становится необходимым и направляющим компонентом формирования современной методологической культуры. В этом проявляет себя так называемый принцип гносеологического актуализма, согласно которому предпочтение в научном поиске должно быть отдано наиболее развитому и совершенному знанию [13].
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
