Такое положение вещей, конечно, не могло оставить равнодушными думающих людей. Они искали причины экономического развала и находили их в неправильных действиях высшего политического руководства. Был таким человеком и Н.П. Жалнин. В том тяжелом для Казахстана 1932 году он во время отпуска в доме отдыха довольно близко сошелся с бывшим тогда первым секретарем Казахстанского обкома партии С.Т. Голюдовым. Встречаясь, они подолгу беседовали о многом и, конечно, в первую очередь о неслыханных бедствиях, свалившихся на республику и страну. Спрашивали себя, можно ли строить социализм при таких условиях, которые ведут к истреблению людей и материальных ценностей? Ответ был однозначным - нельзя. Оба считали, что политика, которая ведет к таким последствиям, - неправильная политика.
Отпуск закончился, а вскоре Н. Жалнин был сначала отозван из Казахстана в Москву, а затем назначен прокурором Куйбышевской области. В 1933 году он прибыл в Куйбышев в новой должности. Первым секретарем обкома ВКП(б) был в то время В.П. Шубриков. По свидетельству Жалнина, сначала у него сложились довольно-таки странные отношения с Шубриковым. Вот уже год как Жалнин работал прокурором области, а так до сих пор и не встречался с Шубриковым. Точнее сказать, случайные встречи были - на партконференциях, партактивах... Но все это не то, считал Жалнин. Он-то полагал, что первый человек в области должен был пригласить к себе нового прокурора для собеседования.
Сегодня мы можем только предполагать, чем была вызвана такая позиция Шубрикова по отношению к прокурору области. Точно можно сказать только то, что в конце концов их встреча состоялась. После этого между ними установились нормальные деловые отношения.
Видимо, это обстоятельство и дало впоследствии повод работникам НКВД записать обоих в руководителей право-троцкистской террористической организации, якобы действовавшей на территории Куйбышевской области. В обвинительном заключении на Жалнина очень размытой выглядит формулировка о подрывной деятельности в области карательной политики. Дескать, предано суду большое количество колхозного актива. Да, к суду, конечно, приходилось привлекать и так называемых членов колхозного актива. Только не было в этом предполагаемого криминала, потому что к суду привлекались люди за бесхозяйственность, растрату, откровенное воровство. Ведь чего греха таить, не везде к власти на местах пришли честные люди. Были и такие, кто, ловко пользуясь своим социальным происхождением, пролезал к должностям, чтобы набить собственный карман. К слову, такие и сейчас имеются. Вот с такими-то людьми и боролась прокуратура. А то, что было подобных не так мало, как хотелось бы, так в этом виноват был не областной прокурор, а неумелая кадровая и социальная политика.
Обвинение в карательной политике в отношении Жалнина выглядит несостоятельным и потому, что нередко именно он прекращал уголовные дела в отношении хозяйственных руководителей. Сырой, примитивно сколоченный хозяйственный механизм то и дело давал сбои в работе. Это неизменно сказывалось на материальном положении масс трудящихся, а значит, и на их умонастроениях. Сказывалось это и на амбициях высшего политического руководства страны. Надо было как-то объяснить народу причину постоянных неудач в экономике. (Не себя же, в самом деле, признавать виновным?!) И такая причина была найдена - вредители. Вот кто во всем виноват! По стране тогда прокатилась волна громких судебных процессов над «вредителями». И именно в это время Жалнин прекращал уголовные дела в отношении ряда хозяйственных руководителей, которых на волне шумной политической кампании так легко было окрестить во вредителей, сорвав при этом немалые политические дивиденды.
Так, например, не счел Жалнин целесообразным привлекать к уголовной ответственности некоторых хозяйственных руководителей за то, что не выдали они вовремя зарплату своим рабочим. Хотя ему и давали понять, дескать, это же саботажники, чего ты с ними рассусоливаешь, он все же сначала сам убедился, а потом и другим доказал, что эти люди ни при чем. Да, рабочие их предприятий не получили зарплату, но только потому лишь, что в Госбанке не было денег, платить было нечем. А виноват в этом был, скажем, не директор треста, а несбалансированный хозяйственный механизм, в основе которого, с позиций сегодняшнего дня, мы можем добавить, до сих пор лежат не экономические законы, а идеологические постулаты.
Надо сказать, что в органах прокуратуры не один Жалнин поступал в соответствии со своей совестью. Было тому немало примеров. При этом стоит подчеркнуть, что большинство этих принципиальных людей в годы репрессий были либо уничтожены, либо упрятаны за колючую проволоку. Вот некоторые из них.
Василий Иванович Павлов, 1900 года рождения. Прокурор Большечерниговского района. Арестован 19 октября 1937 года по ст. 58-7, 58-11 за непринятие мер к разоблачению контрреволюционной деятельности председателя райисполкома, заведующего земельным отделом; за освобождение от ответственности бывшего председателя колхоза Рыбкина. За неделю до ареста, будучи на бюро райкома партии, он «оскорбил» органы НКВД, заявив, что они чеканят дела на контрреволюционеров. Был осужден на десять лет концлагерей. Из бедняков. Образование - три класса. Работал народным следователем, начальником милиции, последние два с половиной года - прокурором.
Петр Николаевич Рудаков, 1898 года рождения, из крестьян. Прокурор г. Куйбышева. Член ВКП(б) с 1 октября 1917 года. С 1917по 1919 годы служил в Красной Армии. Арестован 27 декабря 1937 года. И только через три года осужден особым совещанием при НКВД СССР по ст. 17, 58-8, 58-11 к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. Павел Борисович Ледвич, 1895 года рождения. Сын кустаря. Зам. прокурора Жуйбышевской области. Арестован 23 октября 1937 года. Обвинен в участии в антисоветской право-троцкистской организации. Осужден особым совещанием при НКВД СССР 19 ноября 1940 года к восьми годам исправительно-трудовых лагерей. С 1937 года сидел без приговора.
Михаил Потапович Бабицкий, 1898 года рождения. Сотрудник Куйбышевской областной прокуратуры. Особым совещанием при НКВД СССР приговорен к высшей мере наказания.
Афанасий Иванович Чудаев, 1898 года рождения. Прокурор Богатовского района. Осужден Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания.
Парадоксально, но факт - акты беззакония совершались и в отношении тех людей, которые по долгу службы отвечали за исполнение закона. Уже сам арест в отношении Жалнина был беззаконием. А дальше - больше. В тюрьме он испытал на себе, что такое «ежовые рукавицы». Были и 400 граммов хлеба в день, и угрозы, и «конвейер», и стойки, и побои. Ну с побоями, угрозами и скудной тюремной пайкой все ясно. А вот «конвейер» - это уже специальный термин того времени. Применяли его к несговорчивым подследственным, которые не хотели брать на себя мифическую вину, оговаривать себя и других. С таким «упрямцем» непрерывно работали несколько следователей. Они менялись, уходили отдыхать, возвращались снова. Так могло продолжаться несколько суток. Все зависело от здоровья, крепости нервов подследственного. Ведь ему все это время не давали спать.
«Стойка» - тоже характерный термин того времени. Подследственного не бьют. Ему просто не дают даже присесть, не говоря уже о том, чтобы лечь. Стояли люди также по нескольку суток. «Результаты» для следствия этот метод давал неплохие. Хотя были и проколы. Вот что вспоминает по этому поводу бывший начальник районного отдела НКВД Сенгилеевского района - был такой в Куйбышевской области - Макаров:
- В июле 1938 года я докладывал замначальника областного управления НКВД Деткину дело по обвинению ветврача Кудрявцева. Я предлагал его из-под стражи освободить, так как его вредительская деятельность не была установлена. Кудрявцев ни в чем себя виновным не признавал. Деткин меня за это обругал и предложил поставить Кудрявцева на «стойку», чтобы он стоял до тех пор, пока не сознается... Кудрявцев стоял около пяти дней. Однако, несмотря на «стойку», показания не дал. Из-под стражи был освобожден. Жалнин показания дал. Правда, не сразу. Через несколько дней после ареста и после соответствующей обработки он написал собственноручное «признание». Да, дескать, я такой-сякой троцкист и несостоявшийся террорист. Заявление это было написано на имя всемогущего в то время Ежова и отличалось от прочих заявлений одной особенностью - некоторые слова в нем были подчеркнуты синим карандашом. Неизвестно, обратили ли на это внимание следователи, «работавшие» с Жалниным, но когда мы сложили слова, подчеркнутые синим карандашом в одну фразу, то прочитали: «ПОКАЗАНИЕ ЛОЖНО».
Можно допустить, что именно так бывший прокурор Куйбышевской области хотел обратить внимание руководства НКВД на свою судьбу. Лишь много лет спустя стало известно, что аресты санкционировались ни кем иным, как этим самым руководством, которое, в свою очередь, было лишь исполнителем чужой злой воли. Но это мы знаем теперь, а тогда этого не знали многие, не знал этого и бывший прокурор Куйбышевской области Николай Жалнин.
Какое-то время после ареста он еще не верил, не мог поверить, что на нем поставлен крест, что его уже вычеркнули из списков живущих. И тогда он пишет вот такое заявление, которое напоминает последний крик о помощи: «Я готов и могу еще работать на самых опасных участках, и могу принести большую и серьезную пользу Родине. Мне только 38 лет. Я прошу дать мне возможность сделать максимум пользы, отдать все мои силы делу построения коммунизма».
А вот его прошение, когда он понимает, что все кончено, обратной дороги нет, впереди только смерть: «Я прошу не репрессировать мою семью. У меня остались жена и два сына - 16 и 12 лет - один комсомолец и один пионер. Жена и дети - прекрасные люди, преданные социалистической родине. Дети жили мечтами о Красной Армии, о защите советских рубежей. Они не знали, что их отец состоит в контрреволюционной организации, и, если бы я им сейчас сказал об этом, они бы ни за что этому не поверили. Потому что воспитывались они исключительно в коммунистическом духе. Пусть они растут настоящими большевиками. Они неповинны и за меня отвечать не могут и не должны».
Семью все же репрессировали. Жену - в концлагерь. Детей - в детдом. Один из сыновей потом погибнет на войне, другой вернется в Куйбышев.
Жалнина приговорили к высшей мере наказания и расстреляли вскоре после вынесения приговора. Но, знакомясь с материалами дела Жалнина, мы натолкнулись на один факт, который указывал, что суд над ним, даже такой скорый и неправый, был пустой формальностью. Оказывается, еще до суда были уничтожены, сожжены удостоверения личности подследственного, его профсоюзный билет на том основании, что они являются устаревшими документами. Дороги назад не было. Дело оставалось за малым - уничтожить их бывшего владельца...
Сегодня многое встало на свои места. Палачи названы палачами. Доброе имя возвращено многим безвинным жертвам сталинских репрессий. Правда, еще не всем, но многим. Областная газета «Волжская коммуна», например, регулярно печатает списки безвинно пострадавших наших советских граждан. Кто-то был реабилитирован с приходом «оттепели» в 56-м, кто-то позже. Николай Петрович Жалнин был реабилитирован через год после своей гибели, в 40-м. Вот строки из документа:
«Военная коллегия Верховного суда СССР, рассмотрев материалы дела и соглашаясь с заключением прокурора, определила: приговор Военной коллегии Верховного суда СССР от 10 марта 1939 года в отношении Жалнина Николая Петровича отменить по вновь открывшимся обстоятельствам и дело о нем производством прекратить за отсутствием состава преступления».
Справедливость восторжествовала. И, может быть, в данном случае символично то, что сделано это было в отношении прокурора по представлению прокурора.
На пухлой папке с делом Жалнина режут глаза слова - «ХРАНИТЬ ВЕЧНО». Эти два слова были на папках, в которых уместилась жизнь миллионов наших соотечественников. Какой смысл вкладывали в эти слова те, кто вершил неправое дело? Возможно, так хотели подчеркнуть значимость творимых ими деяний, которые сегодня названы преступлением против собственного народа. Мы же видим в этих словах - «ХРАНИТЬ ВЕЧНО» - иной смысл. Мы, сегодня живущие, и наши потомки должны вечно хранить память о безвинных жертвах, о трагедии нашего народа. Хранить память во имя того, чтоб подобное никогда больше не повторилось.
Все прокурорские работники, так же как и 28 тысяч жителей нашей области, впоследствии были реабилитированы -- многие посмертно.
Тысячи изломанных судеб... Они не должны быть забыты.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
