Неосознанный компонент интеллектуальной сферы психики часто называют интуицией. В истории философии и психологии интуиция выступает как многоликое явление. Это и интеллектуальная интуиция Платона (то, что "видно" уму в сущности вещи, созерцание умом сверхчувственных родовых сущностей) и Декарта, и "понимание сердцем" Аристотеля, и "экстаз" Плотина. По современным представлениям интуиция являет собой и "вид знания", и "специфическую способность" и "особое чутьё" и даже фантазию. Её диапазон колеблется от смутного полуосознанного «предчувствия» до осознанного понимания. Её динамика варьирует от многолетних попыток вербального уточнения идеи (иногда на протяжении многих столетий в процессе дискурса) до мгновенного и ясного восприятия. Заметим, что на интуицию, как бессознательный или подсознательный феномен, оказывают влияние внешние ей явления, которые также переходят в подсознание (воспитание, доминирующая в данной области знания установка, индивидуальные психологические склонности и привычки человека и т.д.). Всё это отражается на дискурсии, которую потом оценивают как логичное или нелогичное (непоследовательное) мышление.

Интуицию рассматривают как специфический метод познания, заключающийся в «перескакивании» через определённые этапы логического рассуждения (эвристическая догадка, особая проницательная способность поставить проблему, предсказать результат исследования). Она связывает ориентиры поиска, между которыми отсутствует видимая логическая связь. Реализуется через экстраполяцию, предвосхищение. Её механизмы усматривают в симультанном объединении нескольких информативных признаков разных модальностей в комплексные ориентиры, направляющие поиск решения. Полагают также, что неверно противопоставлять интуицию логике: в процессе решения задач эти стороны интеллекта образуют единое целое [99, с. 142]. Интуитивное интеллектуальной сферы (интеллектуальное неосознаваемое) можно свести к двум классам явлений. 1. Неосознаваемые механизмы (в частности, механизмы фиксированной установки), обеспечивающие беспрепятственное выполнение привычных поведенческих автоматизмов и стереотипов. Лежащие в их основе операции первоначально осознанны, но по мере их обработки и автоматизации они перестают осознаваться. 2. Так называемые эвристические явления - неосознаваемые механизмы творческих процессов, результаты которых осознаются как художественные образы, научные открытия, вдохновение, творческое озарение и т.п., то есть то, что обычно входит в объём понятия интуиции. Но понятие интуиции нередко сужают до объёма эвристического процесса, суть которого состоит в нахождении решения задачи на основе ориентиров поиска, не связанных логически или недостаточных для получения логического вывода [99, с. 142 - 143].

В истории психологии известны школы и направления, целиком посвятившие себя анализу специфики понимания и тем не менее, сущность процесса понимания остаётся не прояснённой. Интуиция тесно связана с процессом понимания. Вначале у категории «понимания» был только интеллектуальный смысл, теперь же по ряду субъективных причин у этой категории нет однозначного употребления, в неё зачастую вкладывают различный смысл. Как иронически заметил Е.Е. Лец: «Мы всё понимаем и потому ничего не можем понять». В рационалистической традиции понимание - это «универсальная форма освоения действительности, постижение и реконструкция смыслового содержания явлений» [193, с. 493]. Но смысл, как значение, в классической философии, традиционной логике и семантике означает содержание вербально эксплицируемого понятия. Поэтому в науке понимание предстаёт как интерпретация [179, с. 193], а точнее - как объяснение. Тем не менее, и в этом случае в категории понимания улавливается интуитивный оттенок, о котором говорят не особенно охотно и непрямо. Так, в «Философском энциклопедическом словаре» отмечается, что «развитие понимания происходит от «предварительного понимания», задающего смысл чего-либо как целого к анализу его частей и достижению более глубокого и полного понимания» [193, с. 494].

Это позиция «радикального» (вербализованного) рационализма. В.С. Швырев, анализируя дихотомию категорий понимания и объяснения в контексте «научного познания», для категории «понимание» перечислил основные признаки интуитивного подхода, назвал понимание особой «субъективной реальностью», указал даже на преемственность в использовании этого понятия с герменевтической традицией, но так и не обмолвился ни одним словом об интуиции и бессознательном на 15 (!) страницах анализа этого вопроса [247, с. 159 - 175]. Рационалисты дают своё объяснение ситуации, считают, что содержание понятия понимания чрезвычайно неясно, почти невыразимо в том языке, которым пользуется методология научного познания. В ней самым непонятным оказывается вопрос: что такое «понятие»? [177, с. 7]. А.Л. Никифоров говорит: «Каким бы ни было содержание понятия понимания, попытка соединить его с понятием объяснения сразу же вынуждает нас говорить не только об объяснении, но и о понимании фактов ... Поэтому в современной методологии научного познания эти понятия оказались так же далеки друг от друга, как Европа и Америка во времена Колумба» [179, с. 177].

Между тем причина ситуации лежит на поверхности. В герменевтике (иррационализме), начиная с Ф. Шлейермахера, пониманию придаётся тот психологический оттенок, который вызывает настороженное отношение у методологов, привыкших опираться на объективные методы анализа. Оно предстаёт как постижение бессознательного, интуитивного, то есть скрытого от сознания. Для рационалистов это в общем то не ново, но о понимании говорят ещё и как о «вчувствовании» в духовный мир другого человека, как об «эмпатическом со-переживании» его мыслей и чувств. Настороженное отношение к интуитивному содержанию понимания между тем не обосновано, ибо интуиция естественным образом предшествует вербализации мысли, что известно ещё со времён Платона. Современное состояние философии и психологии требует введения обозначения акта восприятия интеллектуального бессознательного мышления и переживающая компонента тут просто не нужна, чужеродна. В классическом значении категории понимания интуитивный момент нередко выступал скрытым и неявным. Теперь требуется сделать его явным и основным, хотя бы уже для того, чтобы не вводить новую категорию. И это в принципе, хоть и не столь часто, но делается. Так, А. Брудный пишет: «Отдельные этапы этого процесса и конечный его итог обладают интроспективной очевидностью, они могут быть осознанны. Но в определённой своей части процесс понимания протекает бессознательно» [29, с. 98]. Итак, «понимание» - это обозначение акта восприятия интеллектуального мышления, которое является интуитивным, неосознанным, но без элементов переживания или сопереживания. Если такое понимание осознаётся, то оно предстаёт в сознании вербально, то есть в форме объяснения (или осознания конкретных действий). Итак, неосознаваемое мышление влияет на практику и вербальную дискурсию. В итоге, понимание и объяснение (осознание) предстают как этапы развёртывания интуиции.

Для многих до сих пор связь интуитивного и дискурсивного мышления кажется загадочной, хотя механизмам этой связи посвящено немало исследований. Установлено, что интуиция вмешивается (является необходимым компонентом) во все процессы вербального мышления и практической деятельности человека. Любая деятельность либо совершается автоматически, либо требует процесса понимания. И то и другое опирается на интуицию. Вербальное мышление, с какой бы скоростью оно ни осуществлялось, начинается в подсознании и включает в себя как минимум три этапа. 1. «Генерация» возможных вариантов выбора - суждений или действий. 2. Отбор ненужных и организация необходимых в определённую структуру (предложение-умозаключение или завершённую последовательность действий) в соответствии с пониманием ситуации. 3. Осмысление или объяснение действий или вербального мышления (саморефлексия или самоосознание). Это те постоянные процессы, где вмешательство интуиции не требует усилия воли и происходит в целом пассивно. Когда же возникает ситуация, требующая усилия воли для её разрешения, то количество этапов реализации интуиции возрастает и насчитывают до 18 следствий, определяющих психоэвристический процесс [231, с. 84 - 86]. Таким образом, минимальный пассивный акт интуиции обеспечивает в нашем вербальном осмыслении связь понятий (вернее, дефиниций) в суждения, а суждений в умозаключения. Феноменологически интуиция выступает в этом случае в качестве закона, по которому организуется последовательность речи. Текст делим даже независимо от автора: фразы, абзацы, главы и т.п. и в этом смысле текст управляет процессом понимания [39, с. 99]. «Итак, переходы от одной относительно законченной мысли к другой, переходы образующие основу сцепления мыслей в связном тексте, не осознаются полностью, не вербализуются («выразить основу этого сцепления непосредственно словами никак нельзя»)» [29, с. 99]. Интуиция имеет ещё одну особенность, на которую указывает В.А. Лекторский, когда анализирует высказанную Виндельбандом мысль. «Каждый акт рефлексии - это акт осмысления, понимания. Последнее же всегда предполагает средства понимания, некоторую рамку смысловых связей. Вне этой рамки невозможна рефлексия. Вместе с тем, предполагаемая актом рефлексии смысловая рамка не рефлексируется в самом этом акте, а, «выпадая» из него, берётся в качестве его средства, то есть неявного знания» [136, c. 259], так называемый иррациональный остаток, по Виндельбанду или, согласно рационализму, эмпирическая интуиция подсознания. В действительности это своеобразные когнитивные схемы, особые движения субстанции. Лейбниц чётко сказал по этому поводу, «что мы не имеем идей даже тех предметов, которые мы познаём отчётливо, если мы не пользуемся интуитивным познанием» [135, с. 103].

В таких рамках организуется вербальный материал, связывающийся законами традиционной формальной логики, и начинают возникать эти рамки в мозгу человека ещё в невербализованном виде сразу же после рождения. Формальная логика в рамках эмпирической модели выстраивает соответствующее ей суждение. Но такое соответствие возникает не всегда и не сразу (если дело не касается автоматизма). Форма движения мыслящей материи такова, что модели находятся в конкурентных отношениях, осуществляя ценностный отбор, получаемой информации [29, с. 100 - 101; 43, с. 133]. Сравнение или отбор эмпирических фактов возможен в подсознании лишь после того, как в сознании эти факты принимают логически непротиворечивый вид. Но сам по себе эмпирический факт - это уже элементарная концепция, поэтому «рамки», в которых реализуется формальная логика, имеют различную общность.

Попробуйте оперировать с большим количеством разнообразных данных - глаза разбегаются, невозможно сконцентрироваться. Прибегаем к систематизации материала сначала на крупные разделы, затем более конкретные. Вот можно уже и оперировать, и оценить, и высказать мнение. Так составляются монографии, статьи, выступления ораторов и т.д. и т.п. Вроде бы удобный приём, а на самом деле отражение врождённой способности мозга, отражение его формы движения. Именно так работает подсознание, бессознательная материя в её невсеобщности. Именно так она систематизирует эмпирический материал в памяти. Теперь достаточно ассоциации между подсознанием и внешней эмпирией и обыденное мышление начинает работать.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35