Собственно научные факторы определялись стремлением марксистов-исследователей внести большую ясность в существо используемого ими научного метода. Эта работа, как правило, проводилась на основе всестороннего анализа произведений классиков марксизма. За образцы научной марксистской мысли брались не только произведения основоположников марксизма, но и ленинские работы.
Действие отмеченных выше факторов вело к тому, что вырабатывались и получали признание более очевидные признаки соответствия марксизму. Среди них наибольшее значение приобретали специфическая терминология исследования и соответствие цитатам классиков марксизма. Постепенно решение вопроса о критериях "марксичности" смещалось с анализа методологии исследования к поиску соответствия общепризнанным выводам, достигнутым ранее путем использования диалектико-материалистического метода (работы классиков марксизма-ленинизма).
Тем самым, вырабатывалась система шаблонов, на основании которых и делались выводы о соответствии исследовательских работ марксизму. В советской исторической литературе возникает тот метод, который в историографии обозначается как шаблонно-сравнительный.
Вместе с тем идет формирование и системы шаблонов враждебных марксизму взглядов - "идеализм", субъективизм, "эклектизм" и т.п., а также нередко определяемых по именам их основателей или виднейших сторонников - "кантианство", "риккертианство", "взгляды Допша, Вебера" и т.п.
Работа и решения I Всесоюзной конференции историков-марксистов (28 декабря 1928 г. - январь 1929 г.) и I Всесоюзной конференции аграрников-марксистов (20-27 декабря 1929 г.), проведение под давлением власти выборов в Академию наук и фабрикация "академического дела" (5 ноября 1929 г. - 3 февраля 1931 г.) стали наглядными свидетельствами нарастания политического давления на историческую науку.
В этот же период проводятся спровоцированные научные дискуссии. Наиболее известна дискуссия в социологической секции Общества историков-марксистов "О некоторых предрассудках и суевериях в исторической науке". Большой резонанс получила оценка книги Д.М.Петрушевского "Очерки по экономической истории средневековой Европы" (М., 1928) как выступление против марксизма. Перевод научной дискуссии в эту плоскость соответствовал вненучным задачам ее организаторов, закладывались основы будущих "инквизиторских" методов борьбы с инакомыслием.
Описанные тенденции были свойственны всем направлениям научных исследований. Так, в литературе, посвященной аграрной политике, в конце 20-х годов только начался сбор и обобщение материала об основных направлениях и методах кооперативной деятельности, кредитовании, сбытоснабженческой деятельности, контрактации, ее характере и социальной направленности, основных задачах партийных и советских органов в деревне, основных направлений колхозного строительства.
Однако на данном этапе появились и более основательные исследования. В этих работах предпринимались попытки анализа влияния кредитной и налоговой политики, контрактации, сбытоснабженческой деятельности на различные слои крестьянства (См.: 17, 18 и др.).
С конца 1929 г. разработка ранее поставленных проблем прекращается, что связано с итогами проходившей в 1929-1930 гг. дискуссии по книге Л.Н.Крицмана "Пролетарская революция в деревне" (ГИС, 1929). Широкое распространение получила агитационно-пропагандистская литература, носящая сугубо прикладной характер и позволяющая оперативно, в популярной форме отвечать на самые злободневные вопросы, в которой описывались успехи показательных колхозов, совхозов и политотделов, разъяснялись основные положения партийной политики. Методология этой литературы не выходила из рамок комментирования отдельных принятых постановлений и популяризации работ руководителей партии и правительства (Напр., 19).
В качестве источников использовались материалы переписей и обследований колхозов, текущие отчетные материалы, статистические данные, материалы различного рода Всесоюзных совещаний, решения съездов партии, собственные наблюдения авторов работ. Архивные материалы до конца 30-х годов авторами работ по проблемам аграрной политики вообще не привлекались. Следует отметить первый положительный опыт использования материалов местных архивов - коллективный труд А.Е.Ариной, Г.Г.Котова и Г.В.Лосевой, что важно с точки зрения последующей тенденции в послевоенной советской историографии на расширение источниковой базы исследований (20). Еще более широк круг использованных источников в самом заметном труде предвоенного периода - монографии М.Я.Залесского: кроме архивных материалов Наркомфина СССР это нормативно-правовые акты и статистические сборники (21).
Отрицание допустимости поликонцептуальности в историографии и служило основой характеристики иных позиций (по сравнению с господствовавшими взглядами) как "неправильных". Тем более, если эти взгляды расходились с партийными установками.
Историографическая концепция, признающая возможность и необходимость выработки единственно верной исторической картины, соответствующей партийным установкам большевиков, занимает в 20-30-е годы господствующее положение в советской историгорафии. По мере развития марксистской научной мысли, обобщения полученных результатов, формирования периодизации развития социальных процессов и приобретения ею господствующего положения в советской науке возникает и усиливается тенденция превращения ее основных положений в догматы, что, в свою очередь, накладывает рамки на ее свободное развитие. Общепризнанные (догматизированные) положения приходят в противоречие с методом, благодаря которому они были получены. Это противоречие вело к утрате методологией ее творческого характера.
Список использованной литературы
1. Сидоров А.В. Теоретико-концептуальные основы отечественной историографии в 1920-е годы: Дис. … д-ра ист. наук. М., 1998.
2. Игрицкий Ю.И. Меняющаяся Россия как предмет концептуального анализа // Отечественная история. 1998. N 1. С. 3-23;
3. Пантин В.И., Лапкин В.В. Волны политической модернизации в истории России. К обсуждению гипотезы // Полис. 1998. N 2. С. 39-51.
4. Афанасьев Ю.Н. Феномен советской историографии // Советская историография. М., 1996.
5. Алексеева Г.Д. История. Идеология. Политика. (20-30-е гг.) // Историческая наука России в ХХ веке. М., 1997. С. 79-166.
6. Артузов А.Н. Школа М.Н. Покровского и советская историческая наука (конец 20-х - 1930-е годы) // Автореф. дис. … д-ра ист. наук. М., 1998.
7. Кривошеев Ю.В., Дворниченко А.Ю. Изгнание науки: российская историография в 20-х - начале 30-х годов ХХ века // Отечественная история. 1994. N 3.
8. Рубинштейн Н. М.Н.Покровский - историк внешней политики // Историк-марксист. 1928. Т.9.
9. Шестаков А.В. М.Н.Покровский - историк-марксист // Историк-марксист. 1928. Т.9.
10. Каутский К. Происхождение христианства. М., 1923.
11. Из жизни историков в комвузах // Историк-марксист. 1926. Т.1.
12. Диспут о книге Д.М.Петрушевского // Историк-марксист. 1928. Т.8.
13. Четвертое совещание Истпартотделов при ЦК ВКП(б) // Историк-марксист. 1927. Т.3.
14. Гелах Т. Керченская археологическая конференция // Историк-марксист. 1927. Т.3.
15. Покровский М.Н. "Новые" течения в русской исторической литературе" // Историк-марксист. 1928. Т.7. С. 3-17.
16. Зайдель Г. Большая Советская Энциклопедия, тт. I-VIII. Статьи по всеобщей истории // Историк-марксист. 1928. Т.7.
17. Гайстер А.И. Расслоение советской деревни. Со вступ. статьей Л.Н.Крицмана. М., 1928.
18. Айхенвальд А.Ю. Советская экономика. Экономика и экономическая политика СССР. С предисл. Н.И.Бухарина. М.-Л., 1929.
19. Демьянов Я.Э. Строительство колхозов и задачи сельсоветов. М., 1931.
20. Арина А.Е., Котов Г.Г., Лосева Г.В. Социально-экономические изменения в деревне (Мелитопольский уезд). М., 1939.
21. Залесский М.Я. Налоговая политика советского государства в деревне. М., 1940.
Одной из важнейших проблем эпистемологии является вопрос об объективности познания, а значит о возможности достижения истины. В классической традиции наука понималась в основном как точное знание, основанное на беспристрастном наблюдении реальности, соответствующее некоторым универсальным, неизменным и безличным критериям. Поэтому объективным считалось только то знание, из которого удалено все, относящееся к субъекту и средствам его познавательной деятельности.
Представления о науке как системе объективного знания содержались в основе различных классических теоретико-методологических моделей науки. Они сформировались в русле гносеологических представлений о науке Нового времени, когда последняя рассматривалась как теоретическая систематизация и проверка объективного (добытого экспериментальным путем) знания. Позитивизм ХIХ века воспринял такую модель науки, но добавил к ней важные положения и принципы - например, что все научное знание должно базироваться на чувственном опыте, а наука должна быть развита в соответствии с принципами унификации и редукционизма.
Логические позитивисты дополнили позитивистскую модель науки формальной логикой, благодаря которой стало возможным нормативное исследование структуры науки. На этом пути они столкнулись с определенными трудностями. Во-первых, если считать, что протокольные предложения выражают «чистый» опыт субъекта, то окажется, что у каждого человека свой собственный протокольный язык. Получается, что каждый субъект имеет свою собственную науку и принимает лишь те научные предложения, которые согласуются с его личным протокольным языком. Во-вторых, для того, чтобы объяснить несоответствие научного знания строгим логическим канонам, неопозитивисты провели различие между контекстом открытия и контекстом обоснования теории. В соответствие с этим, контекст научного открытия может быть нелогичным и даже иррациональным. Обоснование же теории неизбежно подчиняется правилам логики, что делает ее верифицируемой, а значит научно обоснованной.
К концу 50-х - началу 60-х годов ХХ столетия влияние неопозитивизма стало резко падать. Это обусловлено, по крайней мере, двумя причинами. Во-первых, кризисом внутренней логики развития неопозитивизма, его исходных принципов. Во-вторых, - необходимостью исследовать новые проблемы развития научного познания, ставшие актуальными. В отличие от позитивизма, делающего акцент на анализ готового знания и осуществляющего этот анализ формально-логическими методами, современные философы науки обращаются к истории науки, пытаются найти закономерности ее развития. Это означает переход от эссенциалистскиой парадигмы исследования науки, целью которой являлось выявление инвариантной унифицированной логики и структуры научного знания, к экзистенциальной, в русле которой отвергается тезис об универсальности научной методологии, актуализируется идея множественности исторических типов науки. Происходит реинтерпретация самого предмета исследования - осуществляется переход от статичной инвариантной модели науки к динамической поливариантной. Ведущие позиции в рамках философии науки отныне занимает не логика, а история науки. В связи с этим во второй половине ХХ века можно говорить о социологизации философии науки как об одной из устойчивых тенденций ее развития.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20